повязкой на лодыжке. Она продвигалась ползком, но не останавливалась. Я спросил, что произошло.
— Я ее вывихнула вон там, — ответила женщина, скривившись, и добавила: — Но я все равно дойду до финиша. Не может быть и речи, чтобы меня унесли отсюда.
Я предложил помочь, но она категорически отказалась.
Через пару десятков метров трасса продолжалась, и теперь передо мной протянулась длинная вереница из сотен людей. Не меньше четверти из них, насупившись, хромали на ту или другую ногу. Боль была повсюду. В каком-то смысле так и задумано, что вы видите все эти мучения. Ради травм никто не приходит, но этот опыт у нас один на всех, хотим мы того или нет.
Пройдя изрядное количество препятствий, я обнаружил, что конец гонки уже близок и нужно, перебирая руками, взобраться по шестиметровому канату, подвешенному над водоемом, полным грязной ледяной воды. Цель была в том, чтобы наверху прозвонить в колокол, но, одолев три четверти пути, я совершил ошибку — взглянул вниз. Мир, казалось, пошатнулся — я представил, что будет, если я отпущу канат: пожалуй, я размозжу голову и исчезну под непроницаемой толщей воды. Представив свое падение, я остановился, хотя силы еще оставались. Я сполз вниз, поддавшись слабости: не мышц, а сознания. В наказание за невыполнение задания на гонках спартанцам назначали по 30 выпрыгиваний из упора лежа, так что я опустился в ближайшую грязную лужу и приступил к исполнению. Задержавшись из-за этой неудачи, я упрямо направился к последнему препятствию: стена огня. Ни о каком испытании тут речи и не шло — просто прыжок через пламя. Я победоносно завершил гонку.
За финишной чертой меня ждали фотографии, медаль, подтверждавшая, что я действительно финишировал в соревновании по преодолению препятствий, и приглашение посетить пивную с любым участником, только что завершившим гонку. Покрытые грязью и ссадинами, мы с женой отыскали площадку со шлангами и окатили друг друга ледяной водой — завершающая встряска для нервной системы. Я устал, но не был измучен. Возбужден, но не в восторге. По меньшей мере, какая-то часть меня хотела чего-то большего.
В обращении к массам организаторы гонок обещали, что у каждого будет шанс достигнуть пределов своих возможностей. Это-то, пожалуй, и случилось со мной на канате, когда я так и не прозвонил в колокол, но ни в одном испытании я не почувствовал себя на острие ножа, когда сознание отключается, а верх берут животные инстинкты.
Глава 6
Искусство падения
Седьмого августа 2000 года неподалеку от побережья Таити у обмелевшего рифа под названием Теахупо — «остров черепов» на местном наречии — Лэрд Гамильтон, легендарный серфингист, ухватился за трос, а его приятель Дэррик Доэнер тащил его на гидроцикле. В тот день волны перекатывались медленно, громоздя гигантские валы, которые, казалось, тащили за собой всю массу южной части Тихого океана. Волны на рифе Теахупо формируются в бездонных глубинах океанического желоба, а потом поднимаются всего в полуметре от поверхности. Из-за резкого изменения глубины потоки воды закручиваются так, что волны образуются не просто чудовищные, а еще и правильной полукруглой формы с почти идеальной вогнутой впадиной. Это место — мечта любого серфера. Однако перебраться через этих монстров, перебирая руками, без риска для жизни или для конечностей практически невозможно. Задумка Гамильтона состояла в том, чтобы обойти самое явное препятствие: он пристегнул ноги к доске для серфинга и попросил друга отбуксировать его на волну на гидроцикле. До этого никто не пытался сделать ничего подобного. Доэнер с Гамильтоном взволнованно следили за тем, как океан бросил все свои силы на особенно впечатляющую волну. Доэнер завел мотор и домчал Гамильтона на самый гребень поднимающейся волны.
Когда она начала закручиваться, Доэнер засомневался. Ему хотелось обернуться и крикнуть Гамильтону, чтобы тот отказался от затеи. Волна была чересчур большой. Вал, на гребне которого они оказались, был не просто волной, он больше походил на цунами. Но обернувшись, Доэнер обнаружил, что Гамильтона нет.
Отпустив трос, Гамильтон ощутил под собой колоссальную силу воды, водный вихрь, который, казалось, нарушая все законы силы тяжести, тянул его доску назад. Вода устремлялась вверх с такой силой, что ему пришлось ловить равновесие, опустив руку в воду перед доской — большинство серферов считают, что этот маневр противопоказан, когда есть опасность перевернуться через передний край доски. И все же, чтобы не упасть, Гамильтону приходилось учитывать непредвиденное течение. Когда волна накрыла его, расположенная в воде камера успела заснять, как он скрывается в обрушивающейся трубе. Прошло несколько мучительных секунд. У Доэнера замирало сердце, когда он представлял истерзанное сокрушительной волной тело Гамильтона. Он был уверен, что в этом распластавшемся потоке серебристой воды и смертоносной морской пены только что оборвалась жизнь его друга. И тут совершенно мистическим образом Гамильтон выскакивает из трубы живой и невредимый, торжествующий и присмиревший.
Эта волна была самой тяжелой из когда-либо покоренных: ее поверхность составляла не менее 12 м в высоту и 100 м в длину, а вес оценивается примерно в 30 000 тонн. В газетах ее называли «волной тысячелетия». В журнале
