В полной тишине позавтракали и принялись строиться, стараясь не поднимать шума. Лагерь франков тоже просыпался, там раздавались достаточно хорошо слышные голоса. Тянуть дальше не имело смысла. Отдаю приказ — и через считаные мгновения воздух разрывает визг ядер, летящих в скопище народа прямо на виду. Именно на обстрел и сделана первая ставка, не зря практически вся артиллерия превращена в конную для скорости. Успех любого столкновения зависит от слаженности действий орудий и стрелков. Проверено на опыте. Именно они наносят наибольший урон противнику, в отличие от основной колонны, которая не обладает большой огневой мощью в начале движения. Штыковые атаки эффективны только против неподвижно стоящего или медленно двигающегося противника, поэтому они применяются относительно редко.
В лагере поднялась дикая паника. А у нас все шло по плану. Первая бригада уже разворачивалась на ходу. Колонна, используемая всеми европейскими армиями и по необходимости заимствованная у тех американцами, обычная адаптация линейного построения с использованием нескольких подразделений (обычно батальонов), построенных вглубь. Она позволяет командиру перемещать большие массы солдат через поле боя более организованно и гораздо быстрее, чем прежде. Колонна может маневрировать на холмистой пересеченной местности. Ее легко перестроить из марширующей в атакующую, и маневр требует значительно меньше времени, чем развертывание линейных построений. Передовые отряды стрелков выделяются без нарушения основного построения в двух- или трехрядные линии огня.
Пауза, двенадцать орудийных залпов — и затрещали выстрелы. Стреляли взводами, начиная с правого фланга. Я хорошо знаю, как это смотрится спереди. Жуткое зрелище, когда стрельба перемещается по шеренгам не заканчиваясь и начинается опять, дойдя до последнего солдата. Свинец хлещет постоянно по врагу, не прекращая ни на секунду. Как только противник дрогнул, строй идет в штыковую атаку, довершая разгром. Сейчас глупо говорить «опрокинули» — франки не ожидали ничего подобного и абсолютно не готовы. Фактически они разбегаются.
Бригада пошла вперед, и, перекрывая выстрелы, крики боли и ржание лошадей, над рядами загремела песня.
— Что-то неправильно, — пробормотал рядом Раус, всматривающийся в разворошенный человеческий муравейник, постоянно скрывающийся за клубами порохового дыма.
— В чем дело? — резко спросил я.
— Такое впечатление, — опуская подзорную трубу и не глядя в глаза, ответил он, — что там почти нет «синих».
— Коня! — вскричал я и поднялся в седло, когда его подвели. — Резервный полк разворачивай у дороги. К ним могут подойти на помощь, мы обсуждали. Будь готов ко всему. Седьмой драгунский, за мной!
Оба остальных должны были перекрывать дороги, отлавливая беглецов, и отслеживать другие подразделения противника, вздумавшие мешать.
— По-о-о-олк, — кричит, растягивая слова, за моей спиной командир Седьмого Шнайдер. — Са-а-абли во-о-он! За-а мно-о-о-ой шаго-о-ом марш!
Вблизи стало видно, Раус был прав. Хваленая разведка виновата. И я тоже, запретив вчера подобраться поближе, опасаясь обнаружить отряд прежде срока. Они подошли уже в темноте. Да только здесь в основном собрались беженцы-республиканцы. Вряд ли больше батальона регулярных солдат. Конечно, некоторое количество вражеских милиционеров мы угробили, но попутно и кучу гражданских женщин и детей. Повсюду валялись трупы. Зрелище рыдающих возле тела матери детей счастья никому не доставит. А у меня, кроме всего, на носу огромная проблема. Ворвавшись в лагерь, солдаты из воинского подразделения превратились в толпу мародеров. Рядом еще стреляли, а доблестные американцы занялись грабежом, потроша фургоны и телеги.
