Николай плеснул ей вина в бокал и себе глоток водки. Предложил тост с прелюдией.
- О любви сейчас говорить рано и даже, наверное, непристойно. Но есть другие чувства и желания, подвластные человеку. Я предлагаю и о них пока умолчать. Но природа настолько талантлива, что у нее есть ответы на все случаи жизни. Она преподносит нам на блюдечке всего лишь единственный термин - симбиоз. По-моему, за него стоит выпить.
- Симбиоз? - удивленно переспросила Дубогорова, - любая форма взаимодействия между организмами... Другой бы говорил о контракте, расчете или нечто подобном, а ты симбиоз...
- Просто природа родилась раньше нас, - ответил Евлампиев.
Дубогорова жестом предложила выпить, потом поставила бокал на стол и пошла, снова жестом зовя его за собой.
Утром она принимала душ, подставляла лицо под струи воды и улыбалась, вспоминая нежное и ласковое юное тело Коленьки. Аромат молодости исходил из него, который не заменить никакими французскими или другими туалетными водами, одеколонами и лосьонами. Парни и девушки любят друг друга или просто занимаются сексом, не осознавая благоуханной младости возраста, а на закате очень чувствуется недостаток непосредственной юности.
Коленька, ее милый Коленька... Его мальчик звенел камертоном, входя в самую глубину чувственного наслаждения, и она то ласкала рукой оставшееся снаружи, то вдавливала в себя его ягодицы, подрагивая от чувств и стонала от наслаждения. Юность... она бы отдала за нее все свои миллиарды. Но бездарно растраченную молодость уже не вернуть.
Дубогорова накинула халат на мокрое тело и вернулась в спальню. Николай еще посапывал носиком лежа на животе с откинутым одеялом. Двум разгоряченным телам было не до одеял, и она ушла в душ, не прикрыв его. Теперь она любовалась юным телом при дневном свете и охваченная новым желанием склонилась над ним. Николай, почувствовав ее, произнес, не открывая глаз:
- Ты пахнешь горным ручейком и чистотой...
Он притянул ее к себе и вновь овладел женщиной снизу, перевернувшись только тогда, когда мальчик перестал стучаться в ее душу. Стиснув ладонями груди, он поводил язычком по соскам и бросил коротко:
- Я в душ.
Она осталась лежать на кровати, млея от счастья. Не хотелось вставать, не хотелось ни куда идти, так бы и лежала с ним целыми сутками, не выходя из спальни. Но пришлось накинуть халат и снова идти в душ. Промежность от напряжения немного побаливала, но это было труднообъяснимое и приятное чувство.
Завтракали они вдвоем на веранде. Дубогорова вся прямо светилась от счастья и не могла насмотреться на своего Николая. Она не только влюбилась, но и гордилась им. После прошедшей ночи он мог бы потребовать себе каких-либо льгот. Но он даже не заикался о привилегиях и вел себя предельно скромно и тихо.
- Дмитрия нет с нами, и ты не спрашиваешь о нем, - поинтересовалась хозяйка.
- Елизавета Максимовна...
Она сразу же перебила его:
- Лиза, для тебя я Лиза и на "ты".
- Хорошо, Лиза, понятно, что ему здесь не место, и ты отправила его обратно в общежитие. Каждому свое - он в детдоме в стрелялки играл, шкодил помаленьку и слабых обижал. А я старался заняться самообразованием, никто нас там танцам не обучал, книг мало, но был слабенький компьютер, который не поддерживал игрушек. Но можно было читать книги, заниматься самообразованием и этот компьютер почти никого не интересовал. На уроках дают знания, а получать их дополнительно никто не хотел. Никого не интересовало, например, для чего в ресторане подают большую тряпичную салфетку, что бумажной можно вытирать губы, а ей только промокнуть. Никого не интересовали книги Виктора Гюго, Александра Дюма, Конан Дойля, исторические романы про Петра Первого, "Тихий Дон" Шолохова и многое, многое другое. Но американские боевики о садизме, жестокости и лжи смотрели все. До сих пор не понимаю, как по существу антироссийские фильмы не сходят с наших экранов. Я не удивлен, что Рукосуева здесь нет.
Это хорошо, подумала Дубогорова, что Николай считает Дмитрия вернувшимся в общежитие. Еще, когда она уходила первый раз в душ, она отдала команду тихо передать Рукосуева тетке обратно. Но та не повезет его в общагу, она продаст его одной бальзаковской дамочке. И она не завидовала Дмитрию - здесь он мог иметь все, а там станет сидеть на цепи. На самой обыкновенной цепи, как собака. А дамочка станет иметь его с наручниками, хлыстом и другими садистскими средствами. Она госпожа и будет заниматься сексом в роли учительницы и провинившегося ученика. Или медицинской сестры, ставившей укол привязанным к бедрам фаллосом в незатейливый зад больного. Позже его снова вернут тетке, которая уже теперь продаст его на органы. Все это Дубогорова знала, и сама применяла насилие. Но только в том случае, если молодой мужчина отказывался с ней спать добровольно. Его привязывали к кровати, и она занималась с ним сексом в свое удовольствие. Позже мужичек поступал к бальзаковской даме с последующей передачей на органы. Но парней, кто спал с ней добровольно и позже желал уйти, она отпускала, давала денег и отпускала.
- Я слышала, что ты хотел получить профессию каменщика или бетонщика? - спросила неожиданно Елизавета.
- Да, для детдомовца и это было бы счастьем, - ответил он без всякой наигранности.
Дубогорова смотрела чуть вбок и Николаю показалось, что ее взгляд стал каким-то невидящем и стеклянным. Прошло больше минуты прежде чем