— Боюсь, ты говорила сама с собой — едва слышно, себе под нос, — объяснил Престон. — Ия даже не стану спрашивать, о чём речь. Бабуля всегда повторяла: «В дела ведьм не лезь — затрещину огребёшь».
Тиффани посмотрела на него — и решение пришло само собою.
— Ты умеешь хранить секреты?
Престон закивал:
— Разумеется! Например, я же никому не проболтался, что сержант пишет стихи.
— Престон, ты только что проболтался
Престон ухмыльнулся.
— Да, но ведьма — это же не кто попало! Бабуля говорила, рассказать свой секрет ведьме — всё равно что со стенкой пошептаться.
— Ну да, пожалуй, — начала было Тиффани и умолкла. — А как ты узнал, что он пишет стихи?
— Да поди не узнай, — объяснил Престон. — Видишь ли, он пишет на страницах учётного журнала в караулке, вероятно, во время ночного дежурства. И предусмотрительно вырывает страницы: очень аккуратно, никто бы ничего и не заметил, но он так сильно давит на карандаш, что на следующем листе остаётся чёткий, разборчивый отпечаток.
— Значит, и остальные стражники тоже заметили? — предположила Тиффани.
Престон покачал головой, отчего безразмерный шлем слегка завращался.
— Да что ты, госпожа, ты ж их знаешь: их послушать, так чтение — это девчоночье занятие, настоящим мужчинам оно даром не сдалось. Как бы то ни было, если я прихожу в караулку пораньше, то на всякий случай нижний листок тоже вырываю, чтобы над сержантом никто не стал смеяться. Должен признать, для самоучки он поэт очень даже неплохой — прекрасно владеет метафорой. Все его стихи посвящены кому-то по имени Милли.
— Так это его жена, — объяснила Тиффани. — Ты наверняка её в деревне встречал: столько веснушек, как у неё, я в жизни не видела. Она очень из-за них переживает.
Престон кивнул.
— Должно быть, вот почему его последнее стиховорение называется «Нет красоты в беззвёздном небе»?
— А по его виду и не скажешь, правда?
Престон на миг задумался.
— Прости, Тиффани, но выглядишь ты неважно, — выпалил он. — На самом деле, не в обиду будь сказано, так просто ужасно. Если бы ты только поглядела на себя со стороны, то наверняка решила бы, что ты серьёзно больна. По-моему, что такое сон, ты давно забыла.
— Прошлой ночью я проспала никак не меньше часа. А позавчера днём чуть-чуть подремала! — возразила Тиффани.
— В самом деле? — строго осведомился Престон. — А если не считать сегодняшнего завтрака, когда ты в последний раз нормально ела?
Тиффани казалось, что её переполняет свет — отчего бы?
— Ну, вроде бы перекусила чем-то вчера…
— Ах вот как? — откликнулся Престон. — Подремала и перекусила, стало быть? Это, знаешь ли, не жизнь; так и умереть недолго!
Тиффани понимала: он прав. Но от этого становилось только хуже.
— Послушай, меня преследует чудовищная тварь, которая умеет полностью завладевать человеком, и мне предстоит с ней справиться!
Престон заинтересованно оглянулся.
— А мной она завладеть может?
«Отрава проникает туда, где ей рады, — подумала Тиффани. — Спасибо за полезную формулировку, госпожа Пруст».
— Нет, не думаю. Наверное, для этого нужен правильный человек — то есть на самом деле неправильный. Ну, знаешь, со склонностью ко злу.
Впервые на её памяти Престон встревожился.
— Стыдно признаться, но я за свою жизнь совершил несколько дурных поступков.
Тиффани улыбнулась, невзирая на накатившую усталость.
— И какой же из них был самым худшим?
— Я однажды стянул с прилавка коробку цветных карандашей, — вызывающе произнёс он, словно ожидая, что собеседница закричит или наставит на него обличающий перст.
Вместо того Тиффани покачала головой.
— И сколько тебе было лет?
— Шесть.
— Престон, я не думаю, что эта тварь вообще сумеет отыскать путь к тебе в голову. Помимо всего прочего, там, внутри, слишком тесно и уж больно сложно всё устроено.
— Госпожа Тиффани, тебе нужно отдохнуть, отдохнуть как следует в нормальной постели. Как ведьма может заботиться обо всех и каждом, если у
