Тиффани хорошо знала внутреннее устройство замка; да кто его не знал-то? Если спуститься по лестнице, попадёшь во внутренний двор — туда-то она и поспешила, чувствуя, как боль встрепенулась и расправляет щупальца. Если хочешь держать боль под контролем, нужно думать о ней как о каком-то звере, но это действует только до определённого момента. Примерно до… вот до этого момента и действует.
Рядом возник сержант, и Тиффани схватила его за руку.
— Подбрось свой шлем вверх, — с трудом выговорила она сквозь сжатые зубы, — и не спрашивай зачем!
У сержанта хватило ума повиноваться приказу: он запустил шлем ввысь, точно суповую тарелку. Тиффани швырнула боль следом, и та обрела свободу: девушка всем своим существом ощущала её жуткую скользящую шелковистость. Шлем замер в воздухе, словно натолкнувшись на невидимую стену, рухнул на булыжную мостовую в облаке пара и согнулся едва ли не вдвое.
Сержант подобрал его и тут же выронил снова.
— Да он к чертям раскалился! — Он вытаращился на Тиффани, которая, прислонившись к стене, хватала ртом воздух. — И ты вот так забираешь боль
Тиффани открыла глаза.
— Да, но обычно мне хватает времени, чтобы куда-нибудь её слить. Вода и камень не слишком-то подходят, а вот металл вполне надёжен. Не спрашивай почему. Если я начну задумываться, как это работает, оно не сработает.
— А я слыхал, ты ещё всякие штуки с огнём умеешь делать? — восхищённо спросил сержант Брайан.
— С огнём легко работать, если голова ясная, но вот боль… боль даёт отпор. Боль живая. Боль — это враг.
Сержант снова опасливо нагнулся за шлемом, надеясь, что он достаточно остыл.
— Надо будет успеть выпрямить вмятину, пока босс не заметил, — начал он. — Ты ж знаешь, он за порядком бдит в оба глаза… Ох. — Брайан уставился в землю.
— Да, — отозвалась Тиффани как можно мягче. — К этому придётся привыкать, верно? — Она молча протянула стражнику свой носовой платок, и тот шумно высморкался.
— Но ты умеешь забирать боль, — начал он, — значит, ты можешь и?..
Тиффани предостерегающе подняла руку.
— Стоп, — приказала она. — Я знаю, о чём ты собираешься попросить, и ответ мой — «нет». Если бы ты оттяпал себе кисть руки, я, наверное, смогла бы юб заставить тебя забыть об этом, пока ты не попытался бы пообедать, но такие вещи, как утрата, горе и печаль? Здесь я ничем помочь не могу. Я не
— Тифф… — Брайан замялся и огляделся по сторонам, словно ожидая, что из ниоткуда появится сиделка и снова ткнёт его в спину.
Тиффани ждала. «Пожалуйста, не спрашивай, — мысленно твердила она. — Ты знаешь меня всю жизнь. Не думаешь же ты…»
Брайан умоляюще поднял глаза.
— Ты ведь… ничего не брала? — Голос его прервался.
— Нет, конечно же, нет, — ответила Тиффани. — Что за муха тебя укусила? Как тебе такое только в голову пришло?
— Сам не знаю, — смущённо покраснел Брайан.
— Ладно, забудь.
— Наверное, надо известить молодого господина, — заявил Брайан, ещё раз мощно высморкавшись, — но я знаю только, что он уехал в большой город вместе со своей… — И стражник снова смущённо умолк.
— Со своей невестой, — решительно закончила Тиффани. — Никто не запрещал говорить об этом вслух.
Брайан откашлялся.
— Ну, видишь ли, мы думали… ну, то есть мы все думали, что ты и он, в общем, ну, знаешь…
— Мы всегда были добрыми друзьями, — отрезала Тиффани. — И это всё.
Ей стало жалко Брайана, пусть он и слишком часто открывает рот, не успев включить мозг. Тиффани похлопала его по плечу:
— Послушай, давай я слетаю в большой город и разыщу его?
Брайан прямо растаял от облегчения.
— Правда слетаешь?
— Конечно. Я же вижу, у тебя дел полно, а так хоть на душе поспокойнее станет.
На его душе — да, а вот на моей — наоборот, думала Тиффани, торопливо шагая по замку. Новость уже распространилась повсюду. Люди неприкаянно стояли тут и там, плакали, беспомощно озирались по сторонам. Уже у самого выхода к ней метнулась кухарка.
— Что ж мне делать-то? У меня на плите обед для бедолаги стряпается!
— Так снимите его и отдайте кому-нибудь, кому нужно поесть досыта, — не задержалась с ответом Тиффани. Главное, чтобы голос звучал деловито
