А Эскарина Смит там жила… ну, хорошо, жила время от времени!
Эскарина Смит! Она всамделишная, она настоящая! Мысли неслись в голове Тиффани почти так же стремительно, как метла в небе. Эскарина Смит! Все ведьмы о ней что-нибудь да слышали, но среди версий не было двух одинаковых.
Мисс Тик рассказывала, что Эскарина — та самая девочка, которой по ошибке достался посох волшебника!
Самая первая из учениц матушки Ветровоск! Матушка пропихнула её в Незримый Университет, разделав — нет, не Эскарину! — разделав под орех тамошних волшебников. А уз< разделывать она умела, если верить отдельным историям, в том числе и рассказам о магических битвах.
Тётушка Вровень заверила Тиффани, что Эскарина — персонаж из волшебной сказки.
Госпожа Вероломна предпочла сменить тему.
Нянюшка Ягг заговорщицки поднесла палец к носу и шепнула: «Слово — серебро, молчание — золото».
А Аннаграмма надменно убеждала всех юных ведьмочек, что да, Эскарина когда-то существовала, но давно умерла.
Однако была одна история, которую со счетов не спишешь: она обвилась вокруг правды и лжи, точно жимолость. История эта возвещала миру о том, что юная Эскарина повстречала в Университете юношу по имени Саймон, которого боги, по-видимому, прокляли, наделив всеми мыслимыми болезнями и недугами рода человеческого. Но поскольку у богов есть чувство юмора, пусть и странное, ему даровали способность понимать — ну, всё на свете. Он и ходил-то с трудом, зато был настолько гениален, что умудрялся держать в голове всю Вселенную.
Волшебники с бородами до полу приходили послушать, как он рассуждает о пространстве, времени и магии, как будто всё это — части единого целого. А юная Эскарина его кормила, умывала, помогала ему передвигаться и училась у него — опять же, всему на свете.
По слухам, она узнала тайны, рядом с которыми величайшая магия — не больше, чем карточные фокусы. И, стало быть, эта история правдива! Ведь Тиффани разговаривала с историей и угощалась у истории кексиками; значит, в самом деле существует женщина, умеющая ходить сквозь время и отдающая времени приказания. Ух ты!
Да, а ещё ощущалось в Эскарине нечто странное — как будто она не совсем здесь, но каким-то непостижимым образом одновременно здесь и везде… В этот миг на горизонте показались Меловые холмы, сумрачные и загадочные, точно выброшенный на берег кит. До холмов было ещё далеко, но сердце у девушки забилось часто-часто. Там — её земля; она знает в ней каждый дюйм; часть её души всегда там. Там она любого врага встретит лицом к лицу. Разве сможет Лукавец, этот обветшавший призрак, победить её на её же собственной территории? У неё там семья, и бесчисленная родня, и друзей больше, чем… ну, ладно, сейчас, когда она стала ведьмой, друзей осталось не слишком много, но так уж в мире повелось.
Тиффани почувствовала, как кто-то карабкается вверх, цепляясь за её платье. Сейчас-то никакой беды в этом не было; ведьма, конечно же, не носить платья не может, но если ты собираешься летать на метле, то уж всенепременно потратишься на хорошие плотные панталоны, желательно ещё и на подкладке. Зад при этом заметно потолстеет, зато ему будет теплее, а в ста футах над землёй удобство имеет приоритет над модой.
Девушка покосилась вниз и увидела Фигля в полицейском шлеме, склёпанном, по-видимому, из крышки старой солонки, в таком же крохотном нагруднике кирасы, и невероятно, но в штанах и сапогах. Обуви Фигли обычно не носят.
— Ты — Чокнутый Крошка Артур, так? Я тебя в «Голове Короля» видела! Ты ведь полицейский!
— Ах-ха! — Чокнутый Крошка Артур ухмыльнулся типично фиглевской ухмылкой. — В Страже жизня шикарная, и платят неплохо. Пенни — это здорово много, если на него жраксы на неделю закупаешь!
— Значит, ты перебираешься к нам, приглядеть, чтоб наши ребята не безобразничали? Ты навсегда останешься?
— Да нет, это навряд ли. Я ж город люблю, дыкс. Я люблю кофе, который не из мал-мала желудёнков, я в театру хожу, и в ёперу, и на балет.
Метла чуть вильнула в сторону. Тиффани про балет слышала и даже картинки в книжке видела, но это слово ну никак не вписывалось во фразу, в которой уже содержалось слово «Фигль».
— Балет? — с трудом выговорила девушка.
— Ах-ха, балет — мощная штука! На той неделе я зырил «Лебедяку на раскалённом озере», така переработка традыционного сюжета одним из наших перспективных молодых перформанщиков, а ровно день спустя в ёпере давали новую версию «Летучей чуши»; а в Королевском музее изячных искусствов всю неделю шла выставка фырфора, и всем хересу на халяву мал-мала наливали. Ах-ха, это город культмультурный, точнякс.
— Ты
— Так они мне грят, госпожа. Дыкс нету такого закону, чтоб мне к культмультуру не приобщнуться, так? Я обещал ребя, когда возвернусь, я их тоже на балетку свожу, пусть своими глазьями позырят.
Какое-то время метла летела сама по себе. Тиффани неотрывно глядела в пустоту — или, скорее, на рождённую воображением картину: Фигли в театре. Сама она в театре никогда не была, но видела иллюстрации, и мысль о Фиглях среди балерин показалась настолько невероятной, что девушка предпочла просто от неё заслониться, а потом и вовсе выкинуть из головы. Тут Тиффани очень вовремя вспомнила, что метлу пора выводить на посадку, и аккуратно спустилась к самому кургану.
И, к вящему своему ужасу, увидела под курганом людей. Мало того — стражников.
Тиффани глядела и не могла поверить. Стража барона никогда не поднималась в холмы. Никогда! В жизни о таком не слышали! И — у Тиффани в
