— Спасибо, что подумала про ногу моей мамы, — поблагодарил он. — А то она малость распухла да покраснела.
Тиффани вдохнула поглубже.
— Беда в том, Брайан, что о больной ноге твоей мамы думаем только ты да я. Там, снаружи, ждут старики, которым нужно помочь принять ванну. Нужно готовить пилюли и настойки и отвозить их людям в самые что ни на есть медвежьи углы. Вот взять господина Прыгги: он еле ходит, если я не разотру его мазью. — Тиффани вытащила на свет свой дневник, весь перевязанный верёвочками и резинками, и помахала им перед самым носом сержанта. — Здесь у меня расписаны разные неотложные дела, я ведь ведьма. Если я ими не займусь, то кто займётся? Молодой госпоже Троллоп вот-вот подойдёт срок, а она носит двойню, я уверена, я слышу, как бьются два крохотных сердца. А ведь у неё первые роды. Она и без того перепугана до смерти, а единственная повитуха живёт в десяти милях отсюда и, что греха таить, немного близорука и в придачу забывчива. Ты, Брайан, человек военный. А военные — люди изобретательные. Так что, когда бедная роженица попросит о помощи, ты ведь будешь знать, что делать, — я в тебя верю.
Тиффани с удовольствием отметила, что сержант побелел как полотно. Не успел он пробормотать ответ, как она уже продолжила:
— Понимаешь, я-то никому помочь не смогу, потому что злая ведьма должна сидеть под замком, а не то, чего доброго, прялку заколдует! Сидеть под замком — и всё из-за глупой сказки! А беда в том, что кто-нибудь может и умереть. А если я допущу, чтобы умирали люди, значит, я плохая ведьма. Но получается, я — плохая ведьма в любом случае… Наверное, так и есть, раз ты меня запер в темнице.
На самом деле Тиффани Брайану сочувствовала. Он стал сержантом не для того, чтобы решать подобные проблемы; его тактический опыт требовался главным образом для поимки сбежавшей свиньи. «Могу ли я винить его за то, что он всего-навсего исполняет приказ? — размышляла Тиффани. — В конце концов, молоток же не винят за всё то, что делает плотник. Но ведь у Брайана есть мозги, а у молотка — нет. Может, Брайану пора поучиться ими пользоваться».
Тиффани дождалась, пока стук его сапог затихнет вдали, подтверждая: сержант совершенно правильно рассудил, что нынешним вечером разумнее всего будет держаться от камеры на почтительном расстоянии, а заодно и малость поразмыслить о своём будущем. Кроме того, изо всех щелей уже вылезали Фигли, а уж они-то нутром чувствуют, как не попасться на глаза чужим.
— Не следовало тебе красть ключи у него из кармана, — пожурила Тиффани.
Явор Заядло сплюнул огрызок соломинки.
— Н-ды? Он же тебя запёртать хочет!
— Ну да, но человек-то он неплохой. — Тиффани сознавала: звучит это на редкость глупо, и Явор Заядло, конечно же, тоже это понимает.
— Дыкс ах-ха, точнякс, неплохой человек запёртает тебя, послухав енту фуфыристую старуксу? — прорычал он. — А как насчёт той громаздой мал- малой соплявой малюхи в белых кружавчах? Я уж тумкал, надо под ней сточну канавину рыть.
— Это водярная нимфа была, дыкс? — спросил Туп Вулли, но большинство Фиглей сошлось на том, что девушка сделана изо льда и почему-то начала таять. У самой нижней ступеньки в луже барахталась мышь, пытаясь выплыть на сушу*.
Почти машинально Тиффани запустила левую руку в карман, вытащила кусок бечёвки и временно набросила его Явору на голову. Снова пошарила в кармане и достала любопытный ключик, найденный на обочине дороги три недели назад, пустой пакетик из-под цветочных семян и камешек с дыркой. Тиффани всегда подбирала камешки с дыркой (считалось, они приносят удачу) и носила их в кармане до тех пор, пока камень не протирал в ткани отверстие и не вываливался наружу — только дырка и оставалась. Для путанки на скорую руку этого вполне хватало, вот только обычно ещё требовалось что-нибудь живое. Жабий обед из жуков и сороконожек давно исчез, главным образом внутри Жаба, так что Тиффани подхватила своего адвоката и осторожно добавила его к сложной конструкции, невзирая на все жабьи угрозы возбудить судебный иск.
— Почему ты Фиглей не используешь? — негодовал Жаб. — Им это даже нравится!
— Да, но тогда в половине случаев путанка указывает на ближайшую пивную. Ну, потерпи немного, ладно?
Пока Тиффани двигала путанку туда-сюда, выискивая подсказку, козы продолжали жевать. Летиция раскаивалась — глубоко, мокро раскаивалась. Что до последней её проговорки, эти слова девушка не осмелилась произнести вслух, но и удержать не успела. А проговорилась она фразой: «Я нечаянно!»
Никто не знает, как работает путанка. Работает — и ладно. Вероятно, она просто заставляет тебя задуматься. Или даёт, на чём остановить глаз, пока ты размышляешь, а размышляла Тиффани вот о чём: «Под этой крышей есть ещё кто-то, наделённый магическим даром». Путанка заходила ходуном, Жаб протестующе пискнул, и сквозь Второй Взгляд заструилась серебристая нить уверенности. Девушка подняла глаза к потолку. Серебристая нить замерцала, и Тиффани поняла: под этой крышей кто-то
Возможно ли, что вечно бледная, вечно плаксивая, безнадёжно акварельная Летиция на самом деле — ведьма? Это же немыслимо! Ну да что толку гадать, если можно просто пойти и выяснить?
Отрадно было думать, что бароны Меловых холмов за много лет научились хорошо ладить с людьми и напрочь позабыли, как пользоваться подземельем по прямому назначению. Теперь в темнице держали коз, а разница между тюрьмой и козьим хлевом состоит в том, что в хлеву не нужно разводить огня: козы и сами отлично согреются. А вот в тюрьме — нужно, если вы хотите, чтобы вашим узникам было тепло и славно — ну, или если вы от ваших узников не в восторге, вы разводите огонь, чтобы вашим узникам было тепло и скверно. Прямо-таки смертельно жарко. Матушка Болен как-то
