— нестройный, перекрывающий друг друга гул размягченного жаром металла, которому пытаются придать форму с помощью множества громадных молотов.
Расплавленная сталь стекала по желобам, как речная вода, плескалась, переливалась через край. Пузатые чаны с расплавленным металлом наклонялись, чтобы залить его в формы. Конвейерная лента из адамантиевых сегментов безостановочно двигалась, переправляя металл от круглых охладительных ванн к наковальням, обратно в печи, раз за разом через операции проковки, формовки, гибки, придания клиновидной формы и закалки, пока не получались заготовки для оружия. Их почтительно уносили сервиторы с пустыми глазами, для того, чтобы техножрецы и железные жрецы могли закончить работу и благословить оружие.
Надо всем этим нависали безмолвные изваяния древних богов кузни из кованой бронзы, установленные наверху каменных колонн. Эти бронзовые изваяния блестели и переливались в мрачном свете неугасающего пламени, спокойно и загадочно глядя через изменчивую полутьму Хаммерхолда на то, как работает армия получеловеческих оружейников.
Гуннлаугур оторвал от них взгляд и размашистыми шагами прошел мимо работающих механизмов. Он уже очень давно не спускался в эти глубины, но все выглядело точно так же, как в любое из прошлых посещений. В кузне стоял тяжелый запах: резкая, едкая, неперебиваемая смесь смога, пара и пота ударила ему в нос. Едва хватало свободного места, чтобы размахнуться топором, и совсем некуда было бежать. Место вызывало приступ клаустрофобии, казалось, что это какая-то часть преисподней очутилась в мире живых.
Немногие Небесные Воины приходили в Хаммерхолд без серьезной причины. Гуннлаугур не был исключением. Прошло больше часа, прежде чем он нашел того, кого искал, и для этого ему пришлось уйти далеко от шумных главных залов. Наконец, повторяя путь, который он проделал в прошлый раз, он проскользнул в боковые залы и прошел вниз по грузовым настилам, уворачиваясь от тяжелых гусеничных транспортов, выбиравшихся из глубинных хранилищ с рудой.
Грохочущий звон превратился в приглушенный рокот. Его путь лежал в зал поскромнее, менее двадцати метров в высоту и тридцати в ширину. С почерневшего потолка не смотрели образы богов, там был только голый камень, обработанный под готические арки. Одинокая наковальня стояла в центре, черная и громоздкая, сверкающая в темноте. Рядом печь высотой в два человеческих роста, в ней горели раскаленные угли, из-за которых воздух у небольшого просвета дрожал от жара. Рядом с печью находилось еще несколько предметов: стойка со множеством кузнечных инструментов, котел с водой, железные ящики, доверху набитые слитками металла, — но помимо этого комната была практически пустой.
По этому залу не бродили сервиторы, здесь не было конвейеров, которые подвозили сырье к захвату молота. Меньше одной единицы оружия в год сходило с этой наковальни. И все же Арьяк работал усердно: намного больше образцов разрушалось их создателем до того, как они попадали к железным жрецам для благословения. Редко кому ярлы позволяли так работать.
Арьяк, прозванный Каменным Кулаком, был особенным.
Человек-гора стоял над наковальней, словно морозный великан, нависающий над распростертой жертвой. Толстые пластины его брони в свете печи отсвечивали кроваво-красным, на них выделялись выбитые руны, которые спускались от наплечников по всей длине наручей. Его лысая голова, покрытая каплями грязного пота, была склонена.
На наковальне лежал раскаленный светящийся клинок. Арьяк искусно работал над ним, используя небольшой молот для придания острию нужной формы. Зрелище было странным: огромная фигура Арьяка, которая казалась еще больше из-за толстых пластин керамитовой брони, осторожными ударами обрабатывала серебристую полосу металла, лежавшую на наковальне.
Гуннлаугур не произнес ни звука. Он остался в тенях, почтительно наблюдая за работой. Арьяк не обращал на него внимания. Молот поднимался и опускался, блестя в отсветах пламени, выбивая искры, с которыми из металла уходили инородные частицы.
Наконец Арьяк подхватил клинок и опустил его в котел с водой, из которого с шипением стали подниматься густые клубы пара. Он вынул будущее оружие из воды, поднес его к пламени печи, стал поворачивать, рассматривая свою работу.
Клинок был длиной с его предплечье, идеального размера для дуэльного гладия. Гуннлаугур оценивающе взглянул на его. Он не слишком хорошо умел оценивать оружие на глаз, но мастерски пользовался мечом, и ему казалось, что этот клинок ему бы подошел.
— Что, парень, нравится? — произнес Арьяк, по-прежнему не поднимая головы.
Гуннлаугур улыбнулся.
— Это для меня? — спросил он.
Арьяк бросил свое творение обратно на наковальню.
— Ни для кого, — ответил он со вздохом. — Я переплавлю его, как и остальные.
— Похоже на напрасную трату…
— Напрасную трату чего? Металла? Здесь больше, чем мы могли бы использовать за тысячу лет.
Арьяк выпрямил спину. Когда он стоял прямо, то выглядел еще более устрашающим из-за своих габаритов. Гуннлаугур, который и сам обладал выдающимися физическими данными, казался почти хрупким по сравнению с ним.
— Напрасной тратой было бы отправить воина на битву с негодным клинком, — проворчал Арьяк, медленно разминая громадные плечи. — В любом
