медленно затухая и растворяясь во тьме. Свет был ярким, но одновременно нездоровым и таким же едким, как желчь.
Ингвар не шевелился и не опускал клинок. Тихое гудение оружия было единственным звуком, нарушавшим тишину, за исключением судорожных вздохов Бальдра.
Бальдр не поднимал голову. Его пламенеющие глаза уставились в пол перед собой. Покрытый язвами рот кривился, словно от боли.
Когда Ингвар наконец заговорил, так мягко, как только мог, у него возникло ощущение, что он нарушает атмосферу святой неприкосновенности.
— Брат, — сказал он, делая шаг вперед. — Фьольнир.
Бальдр резко поднял голову. Пустые глаза уставились на Ингвара, и тот увидел промелькнувшее на лице существа выражение детского недоумения, агонию страдающей, потерянной души.
А затем оно исказилось от бешенства. Бальдр сжал кулаки, и черно-серебристая молния вспыхнула на перчатках.
Ингвар выставил клинок в защитную позицию, отступая.
— Не делай этого, брат, — предупредил он. — Ты не в себе.
И тут Бальдр завопил. Поблизости от своего источника звук оказался даже более жутким, чем раньше. Причитающий, мучительный, неестественный визг нескольких душ, сцепившихся в борьбе за одно тело.
Он поднял плотно сжатый кулак. Ветвящаяся вспышка молнии вылетела из руки космодесантника и врезалась в клинок Даусвьера с силой штормового ветра, озарив стены белым светом.
Ингвар заскользил назад, прикладывая все силы, чтобы удержать клинок. Рунный меч поглощал поток искаженной эфирными энергиями материи, но напор был невероятно яростным. Космодесантник почувствовал, как пот выступает на теле. Ноги подкашивались, руки горели от напряжения, и его отбросило к дальней стене.
— Бальдр! — крикнул он. — Разве ты не узнаешь меня?
Тот перестал горбиться и встал в полный рост, вливая все больше сил в потоки черно-зеленых молний. Комната наполнилась запахом озона и резким треском выплесков варп-энергии.
Ингвар ощутил, как начинают слабеть руки. Космический Волк сжал зубы и отступил, глядя, как клинок его меча вибрирует от напряжения. Ему пришлось опуститься на колени, руки онемели, все тело дрожало от усилия.
Бальдр сделал нетвердый шаг навстречу боевому брату, затем еще. Из его глаз стекало серебристое пламя и бежало по оплывшим щекам, словно слезы. Взгляд космодесантника был совершенно безумным, изо рта свисали нити слюны.
Силы оставляли Ингвара. Он уже с трудом удерживал рукоять Даусвьера. Бальдр подошел почти вплотную, остановившись в какой-то паре метров. Его перчатки по-прежнему пылали. Потоки нестабильной энергии проскакивали по всей комнате и били в стены, шипя и оставляя змеящиеся борозды на камнях.
Ингвар опустился еще ниже. Ранцевый блок брони уперся в камень. Рукоять меча выскальзывала из пальцев под действием смертоносной силы колдовского пламени, давившей на клинок.
— Брат, — снова прошипел космодесантник сквозь сжатые зубы.
На лице Бальдра не отражалось ни намека на узнавание. Он нисколько не походил на того спокойного и приветливого воина, которого Ингвар так рад был увидеть снова, когда вернулся на Фенрис.
«Мы всегда были братьями по оружию, ты и я. И мы снова ими будем».
Внезапно Ингвар вспомнил разговор в комнате с драккаром. Он пронесся перед его внутренним взором, как запись с вид-пиктера.
«На нем есть вюрд. Он защищал меня, и какая-то моя часть теперь живет в нем».
Он отнял одну руку от меча и схватил талисман. В тот же момент, когда поток энергии прорвал защиту клинка, Волк вскинул руку с тотемом перед собой, сунув вороний череп прямо в измученное лицо Бальдра.
Эффект последовал незамедлительно. Поток варп-молний резко иссяк, и комната снова погрузилась во тьму. Запах озона исчез. Клинок Ингвара выпал из разжавшейся руки и бессильно зазвенел на камнях, почерневший и обгоревший.
Космический Волк держал сальскъордур на весу, прямо перед глазами Бальдра. Тот наблюдал за тем, как амулет покачивается и вращается, и на его лице отразилось что-то похожее на узнавание.
— Ну, хоть что-то ты помнишь, — выдавил Ингвар, тяжело дыша.
«Страж духа, фрагмент, остаток чего-то, за что можно зацепиться, защищаясь от прихода Моркаи».
— Он был частью тебя, — сказал он. — Защищал тебя, оберегал от малефикарума. Твоя душа раскалывается без него.
Руна сфорья, вырезанная глубоко в кости тотема, поблескивала в слабом свете. Пустые глазницы вращались и ловили на своей поверхности тусклые красные отблески от полыхавших снаружи пожаров. Бальдр смотрел, не двигаясь. Голова опускалась все ниже. Серебристое пламя угасало, стекая по обезображенной коже и мерцая.
