Но, похоже, в этот раз все шло наперекосяк, поскольку ройт внезапно усмехнулся.
- Да, тот самый.
"Пронесло. Оттаял!..." - с облегчением подумал Альк.
- Подай вина, - внезапно приказал ройт Ольгер. Альк подал ему стоявшую на подоконнике бутылку, и мужчина, вытащив зубами пробку, сделал несколько больших глотков прямо из горлышка. Это настолько не вязалось с аристократичной сдержанностью Хенрика, что Свиридов, позабыв о вежливости, ошалело вытаращил на него глаза.
- Сядь, - последовал новый приказ.
Альк опустился на соседний табурет, с каким-то завороженным вниманием следя за тем, как его "господин" за несколько приемов осушает пыльную пузатую бутылку.
- ...Когда делали этот портрет, ей было лет шестнадцать, - без всяких переходов сказал Хенрик. Глаза у него остались совершенно трезвыми, но это были глаза человека, из которого пытаются извлечь застрявшую когда-то давно пулю. - Мне его прислали, когда дядя и другие родственники устраивали наше сватовство. Я в это время воевал на западной границе. Прошел целый год, прежде чем та кампания закончилась, и только тогда я поехал в их поместье, чтобы обручиться с ней по-настоящему, а потом увезти к себе домой. Наши семьи давно собирались породниться, но мне было наплевать. Мне было двадцать четыре года, и я влюбился в нее с первого же взгляда - не считая многомесячных разглядываний этого портрета, разумеется. Она тоже меня полюбила - ну, по крайней мере, так мы тогда думали. На деле-то все было совершенно по-другому. Ей целыми месяцами говорили, что я ее будущий супруг, расписывали в самых ярких красках мои подвиги в Кронморе, и, естественно, она вообразила себе рыцаря без страха и упрека. А потом влюбилась в собственные вымыслы. Не могу упрекать ее за это, ей было всего семнадцать, а я делал все, чтобы укрепить в ней это наивное детское восхищение, которое я посчитал любовью. Одним словом, я привез ее домой, потом уехал на три месяца в свой лагерь - а когда вернулся, обнаружил, что она, сама того не замечая, уже по уши влюбилась в моего младшего брата. Найтану в то время было девятнадцать - то есть они были почти сверстниками. Он сопровождал ее во время верховых прогулок, раскачивал на качелях и катал по озеру на лодке. К моему приезду все это зашло уже настолько далеко, что он всерьез подумывал украсть ее из-под венца, сбежать с ней вместе в приграничье и навсегда отказаться от нашего родового имени.
Ольгер поморщился.
- Редкостный все же остолоп - мой братец. Убежать с любимой женщиной - это, конечно, очень поэтично, но вряд ли он хотя бы приблизительно представлял себе, что его ждет. Всеобщее презрение, вечная бедность, постоялые дворы с клопами... о какой любви тут может идти речь? Я ведь неплохо знаю брата. Он хороший человек, и даже добрый... в своем роде. Но такой же черствый, как и наш отец. - Ольгер невероятным гуттаперчевым движением достал до подоконника и прихватил с него еще одну бутылку. Пробка хлопнула, как новогодняя петарда. - В день, когда он осознал бы, что потерял все то, что раньше ценил в жизни, он бы возложил всю вину на девушку, из-за которой он пошел на это. Разумеется, он бы ее не бросил и не стал бы вслух винить за то, что получилось из его затеи, но она бы обязательно почувствовала, что он ее разлюбил. И это было бы несправедливо. Потому что она-то как раз была из тех людей, которые вполне способны забыть самого себя и пойти за любимым на край света. Среди женщин это вообще встречается гораздо чаще, чем среди мужчин. Что лишний раз доказывает то, что в целом они лучше нас.
"Не надо это слушать, - неожиданно подумал Альк. - Он же меня убьет, как только протрезвеет!"
Александр беспокойно шевельнулся, но ройт даже бровью не повел.
- ...Одним словом, брат воображал, будто я ничего не замечаю, и уже готовил лошадей и вещи для своего идиотского побега. Пришлось мне прогуляться с ним по саду и поговорить начистоту. Не самый легкий разговор на моей памяти. Сначала он вообразил, что я намерен вызвать его на поединок. Потом, когда я категорически отверг эту идею, он подумал, что я трус, и решил принудить меня к дуэли силой. Потом нам пришлось прерваться, чтобы вправить ему руку. Одним словом, когда мне наконец-то удалось растолковать ему, чего я от него хочу, было уже довольно поздно. Той же ночью я формально отказался от всех своих титулов и навсегда уехал из фамильного поместья, передав его своему брату. Так как брачный договор касался главы рода, он остался в силе - нашим семьям даже не пришлось по-новой заниматься сватовством. С братом я потом виделся всего три раза - если не считать того, что раз в году мы с ним обмениваемся письмами.
Альк не знал, что думать. Если вся эта история случилась, когда ройту было меньше двадцати пяти, то лет с тех пор прошло уже немало. Но, если судить по выражению глухой тоски в глазах Ольгера, могло показаться, что это произошло вчера.
- И вы... никогда больше с ней не виделись, ройт Ольгер? - рискнул спросить Альк у Хенрика.
Ройт безразлично качнул головой.
- Зачем?.. Все, что я должен был ей сказать, я сказал, когда зашел к ней попрощаться. - Впервые с начала разговора Ольгер поднял взгляд на собеседника и, несколько секунд посмотрев на Свиридова в упор, вздохнул - Вот проваль, да я вообще не понимаю, с какой стати я тебе это рассказываю!..
Альк вскочил.
- Простите. Я пойду к себе.
- Никуда ты не пойдешь, - ответил Ольгер неожиданно спокойно. - Раз уж у нас сегодня вечер откровенных излияний, будет только справедливо,
