- Очень хорошо, что не родная! Целоваться со своей _родной_ сестрой, как вы вчера - это уж слишком.
"Все. Сейчас скажет еще какую-нибудь гадость и... уйдет. Совсем уйдет" - подумал Альк. Щемящей боли в сердце и всей прочей ерунды, которой обязательно кончаются подобные истории у классиков, Свиридов не почувствовал. Только бессильное и злое разочарование - на Анечку, на Аду, на упущенный им шанс...
- По счастью, улица совсем пустая, так что можете поцеловать и меня тоже, - по-кошачьи улыбнулась Ада. - А потом я расскажу вам, куда мы идем.
Шелковинка, умница, переступала очень осторожно, но у Старой площади Хенрику все равно пришлось остановить ее и спешиться. Толпа была такая, что с высокого седла это людское море казалось бескрайним и необозримым. Покрикивать "Дорогу!" было бесполезно. Разве что взять лошадь под уздцы и пробиваться самому. Конечно, будь он истинным аристократом в плаще с пурпурной каймой, которого сопровождало бы несколько пышно разодетых слуг, дорогу бы ему освободили. Но Ольгеров выцветший мундир не вызывал у горожан особенного пиетета. Таких ветеранов в Лотаре встречались сотни.
Хенрик иронично улыбнулся и пошел вперед - по хорошо знакомой улице, ведущей к его городскому дому. Дому, где ройт Ольгер появлялся самое большее на два месяца в году.
Пока он двигался вдоль древних стен городской ратуши, было еще терпимо, но чуть дальше начались торговые ряды, и ройта то толкали в бок (отчего плохо сросшиеся ребра тут же отзывались болью), то норовили схватить за рукав и навязать какую-нибудь ерунду - то макахамские ковры, то кислое ристанское вино, то "самый лучший в Касетине виноград". Хенрик досадливо отмахивался, два или три раза ловил чью-то руку у самых тесемок подвешенного к поясу кошелька. Один недоумок посчитал произошедшее случайностью, и, выждав время, потянулся к перевязи снова. По-прежнему не оборачиваясь, Хенрик перехватил его кисть и резко крутанул ее запястьем внутрь. Услышал болезненное оханье и улыбнулся с мрачным удовлетворением. Воровать этот гаденыш, разумеется, не перестанет, но следующую неделю или две побудет честным человеком. Заодно подумает, стоит ли дальше заниматься прежним ремеслом. В принципе Хенрику, как честному подданному Их Величеств, полагалось не устраивать подобный самосуд, а кликнуть стражу, но после драконовских законов лотарских властей подобный шаг казался ройту слишком уж жестоким. Безусловно, королевский флот нуждается в гребцах, но знать, что кто-то - пусть даже такой паршивый вор - будет неделями и месяцами задыхаться в тесном трюме, прикованный к тяжеленному веслу, и жрать только протухшие лепешки и похлебку, больше походившую на вываренные помои... нет, увольте.
Ройту было жарко. Слабость от последнего ранения, помноженная на естественное утомление от многих дней в седле, брало свое, и голова у Хенрика слегка кружилась. В юности с ним такого не случалось, но, наверное, пора было смириться с тем, что молодость уже закончилась. Тридцать пять лет - уже не мальчик. Особенно если при этом у тебя полголовы седых волос.
Когда его в очередной раз ухватили за руку, Ольгер подумал было, что это опять какой-нибудь торговец, и уже собрался раздраженно рявкнуть на очередного идиота, пожелавшего всучить ему "прекрасный козий сыр" или "великолепный чернослив". Но, взглянув на человека, так бесцеремонно стиснувшего его руку, ройт увидел вместо потного торговца невысокую, темноволосую девушку-эшшари, на смуглом лице которой резко выделялись темно- синие глаза. Вместо цветастых платьев, которые обыкновенно выбирали женщины ее народа, она почему-то была одета в однотонное темное платье - вероятно, страшно жаркое в подобный день. На Хенрика она смотрела как-то странно - пристально, даже встревоженно, как будто собиралась попросить его о помощи.
Хенрик вовремя прикусил язык, уже готовый извернуться для какого-нибудь крепкого словечка. Ольгер уже собирался спросить девушку, что у нее стряслось, но тут эшшари встряхнула копной волнистых темных волос и сказала:
- Дай руку, капитан. Я тебе погадаю.
Хенрик даже рассмеялся. Ну и идиот же он! Совсем забыл, что девушки-эшшари, если только не танцовщицы или воровки, обязательно гадалки. Впрочем, иногда они - все это вместе, а еще, по совместительству, знахарки и колдуньи.
- У меня нет денег, - соврал Ольгер, улыбаясь собственной наивности и ловкости девицы, почти напугавшей его этим странным выражением лица.
- Тогда я погадаю тебе просто так, - ответила она спокойно. - Не за плату.
- Почему же всем - за плату, а мне - так? - осведомился Хенрик, и сейчас же упрекнул себя за то, что ввязывается в какой-то совершенно лишний разговор.
- Не знаю. Может, потому, что ты красивый. Или потому, что ты свободный, как эшшари, только мои братья счастливы своей свободой, а тебя она гнетет.
Пока ошеломленный Хенрик размышлял, что следует ответить на такое заявление, девушка беспрепятственно развернула жесткую, мозолистую руку Ольгера ладонью вверх и принялась с самым серьезным видом изучать ее, как будто там и в самом деле можно было разглядеть что-то помимо ссадин и мозолей. Ройт с некоторым запозданием пришел в себя и подумал, что, наверное, он далеко не первый, кто ссылается на отсутствие денег, так что все эти гадалки давно отработали манеру поведения в подобных случаях. Сначала поразить воображение клиента каким-нибудь неожиданным, туманным замечанием, а потом воспользоваться его замешательством, чтобы все-таки совершить свое черное дело. Проще говоря, наврать с три короба очередному
