— Неподалеку от Сарла.
— Надо же, моя жена родом оттуда!
— Быть может, она могла бы сообщить нам кое-какие сведения о тех краях? Точнее, адреса мест, где хорошо кормят, или тамошних производителей… совсем забыла уточнить, что мы здесь по работе.
У входной двери звякнул колокольчик, заставив журналистку вздрогнуть от неожиданности.
— А, вот и она! — сказал аптекарь с восхищенной серьезностью. — Можете сами у нее спросить, без колебаний.
В аптеку вошла женщина маленького роста с чувственным, чтобы не сказать пухленьким, телом, в обтягивающем ее круглые бедра костюме в «куриную лапку» и с безупречно залакированным перманентом. На лацкане жакета поблескивала золотая брошь, а в ушах качались скромные висячие серьги с жемчугом. Хоть она и встретила их приветливой и любезной улыбкой, на самом деле в ней не было никакой жизнерадостности.
— Мы как раз говорили о тебе, Фабьена.
— В добрый час! Надеюсь, только хорошее, — сказала та, не расставаясь со своей немного плотоядной улыбкой.
22
Дорога на Сарла лениво извивалась между высокими тенистыми деревьями и томными излучинами Дордони. Пако вел осторожно, чтобы не пугать Лору, но уже начал ценить нервные разгоны «Фиата 500». Он не мог открыто принять, а тем более признаться в этом своей начальнице, но в итоге выбор этой модели сделал их командировку чем-то похожей на импровизированные каникулы.
— Ладно, с чего начнем? — спросил он напрямик. — Говорим гадости прямо сейчас или оставим на потом?
— Тогда давай без уверток. Как тебе эти странные пташки?
— Муж похож на настоящего олдскульного буржуя, а эта порода очень быстро начинает действовать мне на нервы, но он по крайней мере точно мужик. Верит в свой проект, любит бабки, не плюет на знаки уважения и очень доволен собой. Короче, стиль — старый осел, но без придури.
— Надо сказать, умеешь ты подбирать выражения. Браво, Пако! Ты сделал большие успехи во французском.
— Серьезно?
— Да, но для
— О’кей. И наоборот, его жену я совсем не чувствую… тут, похоже, попахивает маленькой выскочкой. Ломает комедию, корчит из себя «госпожу аптекаршу», на людях скованна, но очень довольна, что всем известна в этой дыре… шмотки носит как «в хороших домах» и даже с перебором, но можешь мне поверить — от нее так и пышет, как от печки…
— Что тебя заставляет так говорить? — спросила Лора удивленно.
— То, как она вертит задом, округляет губки, выпячивает буфера. Уж ты мне поверь, ее хахалю скучать не приходится… она его крепко держит за…
— Сейчас, когда ты об этом сказал, признаюсь, это выглядит довольно правдоподобно, — фыркнула Лора.
— Я не за всем уследил, когда ты с ней говорила.
— Да, я видела, как ты отошел в сторонку, к полкам с ароматами для создания атмосферы в доме.
— Просто хотел протереть объективы и убрать их в сумку. Так что она тебе на самом деле сказала?
— Массу всего. Разговор был обо всем понемногу, но достаточно интересный, чтобы насторожить меня и подкинуть два-три следа.
— Издали у вас был такой вид, будто вы спокойно сплетничаете.
— Вначале она осторожничала… была не то чтобы враждебной, но сдержанной… А потом расслабилась, когда я сделала ей кучу комплиментов насчет аптеки, «духа места», компетентности ее мужа…
— С такими дамочками нет ничего лучше, чем хорошенько погладить их по шерстке, чтобы заблестело!
— Я ей сказала, что мы остановились у Ватсонов. Она их немного знает и, похоже, ценит. И конечно, вскоре речь зашла о смерти Тетушки Адель. Этой темы невозможно избежать, я прекрасно сознаю, до какой степени ее тут всем не хватает — всем поколениям. А теперь держись крепче: Фабьена Мариво сообщила мне кое-что, даже не сообразив, что делает настоящее признание.
— Вот как?
— Она не сомневалась, что я о ней уже слышала, ты, впрочем, тоже…
— Когда же это?
— Да когда ходили по грибы с Роже Галюжаком, в воскресенье, после обеда. Помнишь, он рассказывал нам о своей дочке и о «ее муженьке- аптекаре»?
