уже и сообщить на соседние станции. И тогда мы можем ждать пару пистолетных выстрелов или даже автоматную очередь из темноты. Пару выстрелов потому, что после пары выстрелов кто-то из нас уже среагирует и, предотвращая третий выстрел, даст ответную очередь из пистолета-пулемета. И эта очередь может оказаться решающей. Но куда и в кого попадут пистолетные пули мента — неизвестно.
Бронежилет даже вкупе со шлемом не защищает человека полностью. Учитывая, как плохо стреляют обычно менты, можно предположить, что этот будет целиться в голову одному, а попадет в ногу другому. А наши пластиковые наколенники в состоянии защитить от осколка гранаты, направленного по касательной, но не от пули.
И потому я решил, что высаживаться будем до полной остановки состава, если, конечно, он надумает останавливаться. То есть до того, как состав войдет в освещенную зону. Как только начнет тормозить, мы будем готовиться. Желательно никому из нас не попасть в полосу света, то есть под самые лампы освещения.
Но до того как покинуть вагон, следует провести рекогносцировку. Я буду в тепловизор бинокля контролировать одну сторону вагона, два старших лейтенанта в тепловизоры своих прицелов — вторую сторону. Смотреть надо и вперед, и назад, где тоже кто-нибудь может случайно появиться.
Едва я закончил толкование своего приказа, как сразу же начали сначала легонько, потом все сильнее и сильнее скрипеть тормоза. Без обсуждения мы заняли позиции наблюдения. Я со своей стороны опасности не обнаружил. Ничего не нашли и старшие лейтенанты. Поскольку передвигаться нам предстояло в сторону поселка, то есть вправо от направления нашего движения, выпрыгивать из вагона тоже лучше было вправо. Тем более именно с той стороны находилась лесенка.
Понимая, что с заряженным гранатометом выпрыгивать даже на небольшой скорости все равно опасно, я послал вперед старших лейтенантов. Если при моем приземлении произойдет взрыв, они будут уже далеко от состава.
— Вперед! Друг за другом!
Анатолий Аграриев двинулся первым. Я стоял внутри вагона и потому не видел момента его приземления, не знал, насколько он оказался удачным. Но, судя по тому, как уверенно последовал за ним Сережа Логунов, «за бортом» все прошло нормально. Пока Логунов перебирался на лестницу, я уже подтянулся, сел на борт верхом и подтащил следом за собой гранатомет. Посмотрел на железнодорожную насыпь, поросшую травой. Трава была многолетней, старой, и вполне могла скрывать в себе и камни, и вообще все, что угодно. Кувыркаться там было, возможно, и не слишком жестко, но существовала вероятность покалечиться при встрече с каким-то невидимым предметом.
Я на глазок прикинул скорость состава, который все еще продолжал тормозить.
Анатолия Аграриева видно не было. Пути поворачивали, и он скрылся за поворотом. А освещенный участок станции неумолимо приближался.
— Прыгай! — поторопил я Логунова.
Старший лейтенант спрыгнул и побежал вслед за вагоном, постепенно отставая. Длинный кейс своей винтовки он держал при этом выставленным вперед, зажав его под мышкой, как рыцарь копье перед атакой.
Хорошо зная, что долгие раздумья вызывают сомнения, я не стал выжидать наиболее удобного момента, как делал это Логунов, только перехватил поудобнее нелегкий гранатомет и спрыгнул сразу, как только снова заскрипели тормоза. Теперь уже состав двигался почти с той скоростью, с которой я бежал, хотя бежать мне пришлось изо всех сил. Это дало мне возможность даже некоторое время придержаться рукой за край вагона, только постепенно отставая.
Снова заскрипели тормоза, состав поехал еще медленнее, и я уже мог бы догнать свой вагон. Подумалось, что сейчас бы вот самое время для прыжка, но впереди уже были освещенные участки путей, и я стал останавливаться, чтобы не забежать в свет.
И вовремя остановился, потому что увидел впереди несколько человек в оранжевых железнодорожных жилетах. Люди что-то ставили на рельсы между колесными парами. Я понял, что там работает бригада «башмачников»[12]. Встречаться ни с кем у меня желания не было, и я свернул в высокую траву, где почти сразу умудрился наступить на обломок бетонного пустотелого столба. И хорошо, что я решил не кувыркаться в этой траве. О такой обломок можно было и голову расколоть вместе с каской. По крайней мере, спину сломать было очень легко, несмотря на крепость бронежилета.
В траве я остановился и присел, оставшись незамеченным железнодорожными рабочими. Судя по громким голосам, я бы сказал, неестественно громким, они были сильно навеселе. При их работе это считалось, как я слышал, вполне естественным делом. Жизнью «башмачники» рисковали даже больше, чем спецназовцы. Все-таки бойцы спецназа предпочитают о своей безопасности заботиться в отличие от «башмачников». Я вообще не представляю, как бы мои подчиненные солдаты шли в бой, приняв хотя бы по сто граммов водки. А железнодорожные рабочие принимают, и несравнимо больше.
Но рассматривать бригаду за работой у меня интереса не было. Пользуясь тем, что «башмачники» были на свету, а я еще в зоне темноты, я двинулся в обратную от движения поезда сторону и быстро увидел двух старших лейтенантов своей группы, которые уже нашли друг друга и вместе искали меня.
— Все в порядке? — спросил я.
— Пистолет при кувыркании потерял, — пожаловался Аграриев. — Когда через голову летел, ничего не чувствовал, все мысли были, как бы ноги
