глазами образа бабули Мазур с воткнутым в руку ножом для колки льда. Я вернулась домой, покидала кое-какое бельишко в корзину, обновила макияж, добавила гель на волосы, обсушила их и поволокла корзину с бельем в машину. Потом вернулась назад, взяла Рекса, включила автоответчик, оставила свет на кухне и закрыла дверь. Я знала лишь один-единственный способ защитить бабулю Мазур - это переехать жить обратно к родителям.
- Что это? – спросила матушка, увидев стеклянную клетку хомяка.
- Я поживу у вас несколько дней.
- Ты ушла с работы. Слава тебе, Господи! Я всегда считала, что так лучше.
- Я не бросила работу. Мне только нужна смена обстановки.
- В твоей комнате я уже поставила швейную машинку и гладильную доску. Ты ведь сказала, что никогда домой не вернешься.
Я обеими руками обхватила клетку.
– Я была неправа. Мне захотелось домой. Обойдусь как-нибудь.
- Фрэнк, - заорала моя матушка. – Иди, помоги Стефани. Она снова к нам переезжает.
Я протолкнулась мимо нее и стала подниматься по лестнице.
– Только на несколько дней. Это временно.
- Стелла Ломбарди тоже так говорила своим родителям, и вот три года прошло, а она все еще живет с ними.
Я почувствовала, как где-то глубоко внутри возникает желание завизжать.
- Если бы ты хоть намекнула заранее, я бы прибралась, - пожаловалась матушка. – И покрывало новое постелила бы.
Я открыла дверь коленом.
– Мне не нужно новое покрывало. И это сойдет.
Потом, маневрируя, пробралась через хлам, загромоздивший маленькую комнатку, и поставила клетку с Рексом на кровать, пока расчищала верх комода.
– Как Бабуля?
- Дремлет.
- Уже нет, - донеслось из комнаты Бабули. – Столько шума развели, что и мертвого разбудите. Что творится-то?
- Стефани переезжает домой.
- Что это ей так приспичило? Здесь чертовски скучно. - Бабуля заглянула ко мне в комнату. – Ты не беременна, верно?
Надо заметить, что бабуля Мазур раз в неделю делала завивку. И в промежутке от одной до другой процедуры она вынуждена была спать, свесив голову с кровати, вследствие чего маленькие валики хоть и теряли аккуратный вид по мере того, как неделя проходила, но никогда не казались совсем растрепанными. Сегодня же она выглядела так, будто сбрызнула волосы крахмальным спреем и прошлась внутри аэродинамической трубы. Платье после сна помялось, на ногах у нее были розовые велюровые шлепанцы, а левая рука забинтована.
- Как твоя рука? – спросила я.
- Начинает дергать. Думаю, надо бы еще тех таблеток принять.
Даже с гладильной доской и швейной машинкой, оккупировавшими кучу места, моя комната не претерпела особых изменений за последние десять лет. Это была комнатушка с одним окном. Занавески на окне были белые с прорезиненной прокладкой. В первую неделю мая их снимали, чтобы почистить. Стены выкрашены в пепельно-розовый цвет. Отделка была белой. Двуспальная кровать покрыта стеганным, в розовых цветочках, покрывалом, ставшим мягким и выцветшим от времени и многократной стирки. У меня имелся маленький платяной шкаф, наполненный одеждой по сезону, комод из клена и прикроватная тумбочка из того же дерева с лампой молочного стекла. Моя фотография на окончание школы все еще висела на стене. А так же фото участницы парада. Я так никогда толком не освоила искусство вращения палочками, зато в совершенстве владела ногами, когда меня выпускали на футбольное поле. Однажды прямо посередине парада я выронила палочку, и она залетела в группу тромбонистов. Воспоминания об этом событии до сих пор вызывают во мне дрожь.
Я приволокла корзину с бельем и запихнула ее в угол. Дом наполняли запахи пищи, и слышалось бряцание посуды. Папаша путешествовал по телевизионным каналам в гостиной, состязаясь в уровне громкости с кухонной деятельностью.
- Заткни его, - прокричала матушка папаше. – Ты нас сделаешь глухими.
Папаша сосредоточился на экране, притворяясь, что не слышит.
К тому времени, когда я села за стол обедать, во мне все кипело, и у меня подергивалось левое веко.
- Разве это не замечательно? – заметила матушка. – Все собрались за столом. Жаль, что Валери нет с нами.
Моя сестрица Валери уже лет сто была замужем за одним и тем же мужиком и имела двоих детей. Валери была, что называется, нормальной дочерью.
Бабуля Мазур сидела прямо напротив меня и откровенно пугала своими все еще растрепанными волосами и сосредоточенно обращенным внутрь себя взором. Как сказал бы папаша, свет горел, а никого дома не было.
- Сколько тех таблеток с кодеином приняла бабуля? – спросила я матушку.
- Только одну таблетку, насколько я знаю, - ответила матушка.
Я почувствовала, как веко снова дернулось, и придержала его пальцем.
– Она, кажется, отключилась.
Папаша перестал намазывать масло на хлеб и поднял глаза. Рот его, было, открылся в попытке что-то сказать, но он передумал и вернулся к своему бутерброду.
- Мама, - позвала матушка, - сколько таблеток ты выпила?
Бабуля повернула голову в ее сторону.
– Таблеток?
- Ужасно, что старые леди не могут себя чувствовать в безопасности на улицах, - посетовала матушка. – Можно подумать, мы живем в Вашингтоне. В следующий раз нас будут расстреливать на ходу из машин. В старые времена в Бурге не было ничего подобного.
Мне не хотелось, чтобы этот мыльный пузырь насчет старых денечков лопнул, но в стародавние времена в Бурге на каждой третьей подъездной дороге парковались машины штатных мафиози. Мужчины прямо в пижамах выскакивали из дома и брали на мушку Мидоулэндские болота и Камденскую мусорную свалку для церемониальных казней. Обычно семьи и соседи не подвергались риску, но ведь всегда была вероятность, что случайная пуля попадет не в то тело.
И уж никогда в Бурге не было спасения от мужчин Манкузо и Морелли. Кенни был сумасшедшим и более наглым, чем кто-либо из семейки, но я полагаю, что он не первый из Манкузо, кто оставил шрамы на женском теле. Хотя на моей памяти, никто из них не втыкал нож для колки льда в старую женщину. Манкузо и Морелли пользовались дурной славой за вспыльчивый, подогретый алкоголем темперамент и за способность сладкими речами вовлечь любую женщину в жестокие, оскорбительные отношения.
Знаю это не понаслышке. Когда Морелли очаровал меня до скидывания трусиков четырнадцать лет назад, жестоким он не был, но и добрым тоже.
К семи часам Бабуля захрапела, как пьяный лесоруб.
Я скользнула в куртку и схватила сумку.
- Куда это ты собираешься? – поинтересовалась матушка.
- В похоронное бюро Стивы. Он нанял меня кое с чем помочь.
- Вот это, я понимаю, работа, - одобрила матушка. – Ты ведь могла заняться какой-нибудь гадостью похуже, чем работать на Стиву.
Я закрыла парадную дверь и сделала глубокий очищающий вдох. Лицо мое холодил воздух. Глаз отдыхал при виде темного ночного неба.
Я подъехала к похоронному бюро Стивы и припарковалась на стоянке. Внутри Энди Рош возобновил свое бдение за чайным столиком.
- Как идут дела? – спросила я.
- Одна старая леди сказала мне, что я похож на Харрисона Форда.
Я выбрала печеньице из тарелки, стоящей перед ним.
- А вам не следует находиться около брата?
- Мы с ним были не столь близки.
- Где Морелли?
Рош как бы между прочим оглядел комнату.
– Никто не знает ответа на сей вопрос.
Я вернулась к машине и только села в нее, как зазвонил сотовый.
- Как бабуля Мазур? – спросил Морелли.
- Она спит.
- Надеюсь, этот переезд к родителям временный. У меня были планы на те пурпурные туфли.
Этот сюрприз застал меня врасплох. Я-то ожидала, что Морелли продолжает наблюдать за Спиро, а вместо этого он таскался за мной. А я его не вычислила. Губы мои сжались. Как охотнику за головами настроения это мне не прибавило.
– Я не видела иного выбора. Беспокоюсь за бабулю Мазур.
- У тебя отличная семья, но в двадцать четыре часа они подсадят тебя на валиум.
- Пламы не употребляют валиум. Они подсаживаются на чизкейк.
- Да чтобы это ни было, все равно сработает, - произнес Морелли и повесил трубку.
В десять минут десятого я въехала на погребальную подъездную дорожку и припарковалась с одной стороны, оставив пространство для проезда Спиро. Я закрыла «бьюик» и вошла в похоронное бюро через заднюю дверь.
Спиро выглядел очень нервным, пока прощался со всеми. Луи Муна нигде не было видно. И Энди тоже исчез. Я проскользнула в кухню и прикрепила к поясу кобуру. Потом зарядила свой .38-ой и запихнула в кобуру пистолет. В дополнение прикрепила вторую кобуру с перцовым баллончиком и третью с фонариком. Я отрабатывала стодолларовую плату, Спиро заслужил обращение по полной. А то, что у меня поджилки тряслись, доведись мне использовать оружие, было моим маленьким секретом.
