одеждах.
– Не понимаю, – говорит она.
– Наверху я торгую хламом. Внизу – совсем другое дело.
– Нет, – отвечает она. – Я не об этом. Мы ведь здесь когда-то жили. Это… это был наш дом. Что случилось?
Теммин смотрит на нее так, будто впервые ее видит.
– Что случилось? Ты ушла – вот что случилось.
Между ними внезапно незримой стеной повисает тишина. А затем стена столь же внезапно рушится, и Теммин снова кружит по комнате, говоря как ни в чем не бывало:
– В общем, так. Сурат про все это знает. Это печально. И еще ему известно, что я украл вот это. – Парень показывает на черный матовый ящик, обмотанный полосатыми лентами. – Я украл его у Сурата. Видимо, какое-то… оружие. Понятия не имею, что оно собой представляет. Нуат в курсе, что оно здесь, но он не знает и не может знать, что…
Теммин спешит в противоположный угол и срывает синий брезент со старого валакорда.
Это их старый валакорд – артефакт не древней истории, но скорее истории самого Теммина. Внезапно на Норру накатывает воспоминание: Теммин и его отец, Брентин, сидят за тем самым валакордом, вместе играя старую веселую шахтерскую песенку и смеясь.
– Смотри, – говорит юноша. – Вернее, слушай.
Он играет на клавишах пять нот…
Пять первых нот одной из тех старых шахтерских песенок – «Тачка с камнями». И при их звуках с хлопком и шипением открывается еще одна дверь. Сквозь щели в старой каменной кладке пробивается легкий ветерок. Норра ощущает запах плесени, гнили и чего-то металлического.
– Об этом Сурат никак знать не может, – уверяет ее сын. Только теперь она замечает блеск в его глазах, ухмылку на его лице. Сперва она решила, что он напоминает своего отца. Но возможно, он напоминает ее саму.
– Теммин…
– Так что, если мы войдем в старые подземные ходы под городом, и…
– Теммин, – она обращается к нему как мать, пытаясь привлечь его внимание, – сынок… мы можем немного поговорить?
– Время не терпит. Помнишь тех бандитов? Рано или поздно они очнутся и поползут к своему боссу на другой конец города. Сурат не проглотит того, как я с ними поступил. Он пришлет кого-нибудь посерьезнее, а вполне возможно, явится и собственной персоной.
Норра подходит ближе к сыну:
– Теммин, я не понимаю, что тут творится. Все это мне… чуждо…
– Потому что тебя не было. Целых три года.
– Знаю…
– Ты три года здесь не появлялась.
– Я была нужна Восстанию…
Он начинает говорить громче, все больше злясь:
– Нет. Я хотел, чтобы вернулся отец, а ты считала, что, оказавшись среди повстанцев, тебе легче будет его найти. И что, вышло? – Парень заглядывает ей за спину. – Что-то я его не вижу. Папа здесь? Ты его прячешь? Хочешь сделать мне сюрприз? Подарок на день рождения в счет тех трех, что ты пропустила? Нет? Я так и думал.
– Шла куда более серьезная война. Не только за твоего отца, но и… за всех отцов, всех сыновей, матерей и родственников, погибших или оказавшихся в плену Империи. Мы сражались. Я участвовала в битве при Эндоре…
– Какая разница? Плевать мне на героические речи. Мне не нужны герои.
– Ты должен уважать мать! – рявкает она.
– Вот как? – Он невесело смеется. – Правда? Что ж, вот тебе свежий выпуск голоновостей: мне незачем тебя уважать. Я больше не маленький мальчик. Я вырос.
– Ты все еще мальчик. Тебе четырнадцать…
– Пятнадцать.
Норра вздрагивает.
– Я сам по себе. У других были родители, но не у меня. Моя мамочка сбежала из гнездышка. Я месяцами ничего о тебе не слышал. Мне нужно было как-то жить, что я и делаю. Я бизнесмен и должен защищать свой бизнес. Ты сделала свой выбор. Между мной и Галактикой ты выбрала Галактику, так что не делай вид, будто теперь я для тебя что-то значу.
– Неправда. Теммин, во имя всех звезд, ты многое для меня значишь. Я пришла, чтобы забрать тебя с собой. Меня ждет контрабандист, который увезет нас с планеты, и…
