Мемуарески

Тут же слово взял защитник: «Пусть Формоз и виноват,
Но ведь много обстоятельств в нашу пользу говорят.
Он в цитатах и иконах Сатану разоблачает,
Говоря, что образ Божий самый тяжкий грех смягчает.
И теперь всему Собору нужно вынести решенье:
Виноват ли бывший Папа — или ложно обвиненье?»

Укрепив себя молитвой, все участники Собора
Аргументы за и против выдвигали в жарких спорах.
А потом единогласно и с учетом положенья
Вынесли вердикт: «Виновен и достоин осужденья».
Об одной лишь неувязке нам анналы говорят:
Что Формоз успел скончаться девять месяцев назад.
И задолго, о, задолго до Пришествия второго,
С саркофага снявши крышку, труп из плена гробового,
Из подвала по ступеням извлекли на белый свет.
И не наш Спаситель в славе, а Собор в его составе
Обвиняемому Папе повелел держать ответ.
И процесс, как все процессы, протекал согласно норме,
Разве только подсудимый был физически не в форме.
Хоть и грубым было средство, впечатляет результат.
Но, увы, в учебник права этот казус не включат.

Папа Формоз умер в 896 г., был судим и приговорен в 897 г. Так называемый Трупный собор считается началом политики, которая в истории католической церкви называется «господством свинства».

Сентябрь, 1997

Лариса Миллер

Спасибо за письмо, сосед, я заплатила за обед и, получив матпомощь от больших начальственных щедрот, опять воспряла на мгновенье, витая в пятом измеренье.

Впрочем, я не уверена, что измерение пятое, пятое — это, скорее, интеллект, разум, анализ, а тут — нечто большее, тут поэзия искренняя, истинная, чистая, высокая, совершенная, мелодичная, гармоничная и безупречная, так что измерение как минимум шестое, и писать о нем мне даже как-то неловко, а не писать нечестно, поскольку книгу, о которой пишу (и которую тебе посылаю), я вовсе даже и не читаю, а перечитываю уже в который раз, а поскольку в современной поэзии очень мало текстов, способных оказать столь магическое действие на мое закаленное редакторское восприятие, ты, уж конечно, догадался, что перечитываю я в который уж раз последний сборник Ларисы Миллер.

Она включила в него эссеистику и стихи, но на самом деле никакой прозы нет, в этой книжке все — поэзия. В ней восемь тщательно продуманных разделов, из них шесть открываются рецензиями, путевыми заметками, воспоминаниями о людях, ушедших из жизни, но живущих в ее неумолимой эмоциональной памяти, и завершаются стихотворениями, написанными по тому же — почти всегда трагическому — поводу; один раздел содержит только эссеистику, а один — только новые стихи.

У нее есть своя точка отсчета ценностей — непреходящих, непререкаемых, вечных и безусловных: достоинство слова. Отсюда простота и обезоруживающая исповедальность каждой строки, каждого тропа. Послушай только, как она пишет, например, о кино, об «Охоте на бабочек» Отара Иоселиани: «В застолье нет радости, в музицировании — музыки, в играх — веселья, в молитве — веры, в похоронах — скорби…» Или о погибшем друге