инженерам было любопытно узнать, кто же смог это все придумать и сделать? Однако командиры НКВД были неразговорчивы, а все клейма на оружии были зачищены. Расшифровку названий им тоже никто не сказал. Только один тонкий момент углядели самые глазастые – производители патронов – на донышке гильз патронов стояли цифры с 70 до 79 в разных партиях. Но уточнять и переспрашивать они благоразумно не стали.
Конструкторы не знали, но их заранее назначали в группы, которые изучали оружие, сделанное ими позже в другой истории. Была проблема со старшим сержантом Михаилом Калашниковым, уже к 1941 году заявившем о себе как о незаурядном механике-конструкторе, и с красноармейцем Евгением Драгуновым. Они были абсолютно не известны никому, поэтому на полигон вместе со всеми их не пригласили. Их оружие дали попробовать всем, но в разработку никто из маститых конструкторов ни один из видов не получил. АК, РПК, ПКМ с СВД отдали создателям как Секретному бюро, выделив им в помощь чертежников и инженеров.
Сроки всем установили жесткие – на патроны и снаряды – две недели со дня показа до готовности к производству, на оружие – один месяц на изделие. Специалистам по артиллерийским боеприпасам просто передали выстрел от 125-мм танковой пушки, от 73-мм пушки «Гром», от 23- и 37-мм авиационных пушек, 76,2 кумулятивный снаряд, выстрелы от СПГ-9 и РПГ-7В, АГС-17 и ГП-25. С кумулятивными боеприпасами были сложности, поэтому срок решили установить после вердикта ученых о возможности повторения их боевых частей. Тут же представители ГАУ РККА знакомились с ПУО-9М. Им предстояло организовать его изучение, производство и внедрение в части.
На полигоне Кубинка представители Сталинградского тракторного завода знакомились с танком, на который им поручено было изготовить чертежи и технологические карты. Тут так же все шло по сценарию: на чертежи – две недели, с учетом того, что корпус машины не изменился практически, и один месяц на доработку технологии производства. Специалисты полигона за два дня умудрились поменять ствол на орудии танка, поэтому посмотрели и эти его возможности. В общем, к сентябрю КБ должно было подготовить документацию по производству Т-34-85. Вопрос, на каком заводе его начнут выпускать, пока оставался открытым.
В этот же день созданная Берией группа ученых под руководством Курчатова – Атомный проект СССР, знакомилась с лейтенантом Военно-Морского флота Васильевым и обсуждала меловые наброски на доске ядерных реакторов первого и второго поколения. Тут же согласовывался список необходимого оборудования и приборов. Его товарищ по лодке лейтенант Петров чертил схемы и виды акустической торпеды, объясняя принципы ее устройства и управления в Штабе РККФ. И оба они рисовали эскизы своей лодки в разрезе и лодок проекта «613», которые изучали в училище. Примерно тем же самым занимались девочки-студентки, будущие специалисты-фармакологи, краснея от присутствия стольких ученых и светил науки, фамилии которых они встречали только в учебниках, внимательно разбирая свои конспекты. На одном из заводов Москвы в это время бывший рабочий Вяземского машиностроительного завода собирал установку закалки металлов токами высокой частоты. На подобной он работал в 1979 году. В те времена – ценить время умели. И каждый день, прошедший с момента появления потомков, использовался для уяснения и применения их знаний.
Сталин, как обычно, курил трубку, прохаживаясь по своему кабинету. За столом сидел вызванный им наркоминдел Молотов.
– Товарищ Молотов, вам предстоит не совсем обычное дело. Нужно срочно связаться с посольством Финляндии и попросить встречи с Маннергеймом. Встреча желательно должна пройти 21 июня. Если не удастся – то 22–23 июня. В другие сроки это уже будет неактуально. Поэтому найдите аргументы для финской стороны достаточные, чтобы встреча состоялась. Ваша задача: довести до Маннергейма информацию о том, что нам известен план «Барбаросса», и соответственно мы готовы к войне, и уже в этом их план неосуществим и, следовательно, порочен. И главное – нам известен план «Ост». Поэтому сама Германия в целом и исполнители этого плана в частности будут неминуемо привлечены после окончания войны к ответственности. Это же касается и союзников Германии. Финляндии мы даем выбор – либо они не участвуют в этой войне, либо их руководство должно быть готово понести ответственность после ее окончания. Место встречи – пусть укажет Маннергейм. В случае невозможности встречи – подготовьте письмо с изложением вышеперечисленного и передайте его вечером 21 июня.
– Товарищ Сталин, есть несколько вопросов. Первый – стоит ли сообщать Маннергейму то, что нам известен план «Барбаросса» 21 июня? Второй – между Германией и Финляндией существует союзный Договор, который не оставляет вариантов действий Финляндии, кроме участия в войне, не разрывая его. Есть тогда смысл сообщать им и о плане «Ост»?
– Отвечаю, товарищ Молотов. По первому вопросу – как мне объяснили товарищи военные – даже если Маннергейм сообщит Гитлеру о нашем знании их планов – уже вряд ли что-то изменит. Маловероятно, что Гитлер отменит нападение. Но если это произойдет – будет еще лучше. Мы получим еще время на то, чтобы подготовиться. По второму – я с вами соглашусь, скорей всего, так и произойдет – Финляндия вступит в войну на стороне Гитлера. Однако союзнические обязательства можно выполнять по-разному. Можно – с рвением, а можно – для галочки. Так вот, знание Маннергеймом того, что нам известно многое, должно заставить его быть осторожнее. Что уже само по себе неплохо. А когда мы пойдем на Запад – это ускорит принятие правительством Финляндии правильного решения. Мы же в данной ситуации ничем не рискуем. Я ответил на ваши вопросы?
– Да, товарищ Сталин. Сегодня же передам послу Финляндии нашу просьбу о встрече.
– Тогда у меня всё. У вас есть что-либо?
– Есть. Нота протеста германского МИД о том, что над территорией СССР пропали несколько немецких самолетов, причем пилоты этих самолетов по
