установления превосходства в небе Западного фронта. Еще сильнее он ощутил необходимость быстрейшего изготовления снарядов для пушек МиГов. Нельзя было допустить, чтобы такая техника простаивала. Одновременно у него возник вопрос – а что же предпримут немцы после встречи с реактивной советской авиацией? Он тут же его отбросил – пусть это будет их головная боль. У него хватает и своей. Но чтобы голова у немцев болела подольше, нужно осваивать знания потомков как можно быстрее. И он, несмотря на ночь, начал обзванивать конструкторов КБ Микояна, оружейника Нудельмана, конструктора Климова и наркома боеприпасов Горемыкина П. Н., давая краткую справку каждому из них, как показали себя реактивные машины и, уточняя, как продвигаются дела в решении их задач. Он понимал, что за прошедшие дни вряд ли конструктора КБ МиГ и Климов далеко продвинулись, однако хотел добиться, чтобы они понимали, как важно то, чем они занимаются для фронта. Порадовал его Нудельман, уже изготовивший чистовики чертежей НР-23 и Н-37 и нарком боеприпасов Горемыкин П. Н., заявивший, что уже готова оснастка для изготовления снарядов к этим пушкам, и в ближайшие дни один из заводов, выпускавший снаряды для пушек ВЯ, будет переориентирован на новую продукцию. Это значило, что они успеют начать выпуск снарядов, прежде чем закончатся запасы у потомков. Немного погодя, должен был начаться выпуск авиапушек НР-23 и Н-37, которые по своим характеристикам должны были усилить вообще всю советскую истребительную и штурмовую авиацию. Далее Нудельману придется заниматься пушкой ГШ-23, которыми Жигарев планировал вооружить бомбардировщики.
А вот в штабе 2-го Воздушного флота царила растерянность, если не сказать паника.
В 22 часа у командующего 2-м Воздушным флотом генерал-фельдмаршала Альберта Кессельринга началось совещание, на котором подводились итоги первого дня войны и определялись задачи на завтрашний день. Докладывал обстановку начальник штаба Флота полковник Ганс Зейдеман. И чем дальше звучали цифры потерь, тем мрачнее становился командующий. К концу доклада у Кессельринга мелькнула мысль, что хуже уже и быть не может. Однако когда в дверях появился бледный адъютант, внутренний голос его издевательски приободрил: «Может! Еще как может!» Адъютант доложил, что по сообщениям из частей с 22.00 до 22.30 большевики, подавив ПВО и уничтожив воздушное прикрытие, атаковали 19 аэродромов Флота. Потери только на земле составили около 240 машин. Таким образом, потери Флота составили около 900 машин всех типов. ПВО и инфраструктура атакованных аэродромов уничтожены, большие потери в летном и техническом составах. Судя по докладам – большевики при этом потерь не понесли.
В комнате воцарилась абсолютная тишина. Фельдмаршал понял, что это конец. Завтра большевики просто добьют Флот. И скрыть этот разгром никак не получится. Если продолжить воздушные операции – их добьют красные. Если свернуть – тут же в штаб группы «Центр» и из нее в ставку Гитлера полетят жалобы Гота и Гудериана на отсутствие воздушной поддержки, и тогда этот же разгром станет известен из чужих уст. А как самому о разгроме доложить Герингу – Кессельринг не представлял. Один день войны! Всего один! И конец всей карьере. Стоявшему в дверях адъютанту командующий приказал собрать всех командиров эскадр и групп. В совещании был объявлен перерыв.
Через полтора часа командующий Флотом, ответив на приветствие командиров эскадр и сев на свое место во главе стола, мрачно осмотрел подчиненных.
– Господа! Кто может мне объяснить сегодняшний день?
– Позвольте мне высказаться, герр генерал-фельдмаршал? – поднялся с места командующий эскадры пикирующих бомбардировщиков StG77 майор Клеменс фон Шёнборн-Визентхайд, потерявший за сегодняшний день половину своих бомбардировщиков.
– Слушаем вас, господин майор, – ответил Кессельринг.
– Истребительное прикрытие не справилось со своими задачами. Они не смогли уберечь нас от иванов. Это во-первых. Во-вторых, откровенно говоря, никто из нас не ожидал от них такой прыти. По-видимому – они нас ждали. Подтверждением этому служит два факта – нас встретили в первом налете в воздухе, а не на аэродромах, как планировалось нами – это первый факт. И второй – их аэродромы, назначенные нам в качестве целей – оказались ими покинутыми. Иваны переместили свои этажерки ближе к Минску.
– Кто от истребителей ответит? – генерал-фельдмаршал посмотрел на командующих истребительных эскадр.
– Герр генерал-фельдмаршал! – с места поднялся командир 53-й эскадры «Пиковый туз» оберст-лейтенант Гюнтер фон Мальтцан. – Истребители сделали все, что было в их силах. Моя эскадра сегодня потеряла командира Первой группы обер-лейтенанта Вильфрида Бальфанца, не считая рядовых летчиков.
– 27-я эскадра. В бою погибли, защищая бомбардировщики, командующий эскадрой майор Вольфганг Шельман и командиры групп гауптман Вольфганг Липперт и гауптман Макс Добислав, – поднялся с места, заменивший командующего майор Бернхард Волгенда, – тоже не считая рядовых летчиков. Мы сделали все, что могли. Но обстоятельства были выше нас. Наши пилоты успешно противостояли русским, даже несмотря на их огромное количественное превосходство. Но мы ничего не смогли сделать против реактивных самолетов иванов. Летчики прозвали их «быстрыми дьяволами». Я был в бою против них. Обе мои попытки зайти в хвост и сбить «дьявола» окончились ничем. В первом случае – иван просто увеличил скорость и ушел от моего «109-го». Преимущество в скорости, на мой взгляд, составляет не менее чем 300 километров. Еще большее преимущество «дьявол» имеет над «мессершмиттом» на вертикали. На боевом развороте он набирает высоту не менее 3000 метров, то есть в пять-шесть раз больше, нежели наши истребители.
– Что еще можете сказать об этих самолетах? – обратился Кессельринг к командующим эскадрами.
– Летчики моей эскадры определили два типа «дьяволов», – заговорил майор Ганс Трюбенбах, командующий 52-й эскадрой. – Один – это одноместный истребитель. Он вооружен тремя пушками. По крайней мере, одна из которых крупного калибра. Я видел, как от очереди из такой пушки прямо в воздухе
