звонил не переставая. Начальник ОКВ генерал-лейтенант Йодль, начальник ОКХ генерал-фельдмаршал Вальтер фон Браухич, командующий группой армий «Центр» генерал-фельдмаршал Федор фон Бок, рейхсминистр авиации Геринг – все посчитали своим долгом напомнить Гейнцу Гудериану о важности захвата и русского самолета, и живого русского летчика.
«Значит, информация к ним попала практически одновременно со мной. Интересно, – глядя на всю эту суету, подумал Гудериан, – а что сейчас творится в штабе у русских?» Ответ он получил через сорок минут. Командиры передовых танковых дивизий доложили, что атакованы мощными моторизованными частями русских, возглавляемых ранее не встречавшимися танками, броня которых – как они успели убедиться – не пробивается даже 8,8 -см зенитками. Остановить их не удается, они режут боевые порядки немецких дивизий как нож масло, а идущие за ними обычные русские части довершают начатое ими. А на флангах группы висят два советских мехкорпуса. Тут же раздался звонок от командующего группой армий «Центр» генерал- фельдмаршала фон Бока. Тот требовал при невозможности сдержать новые русские танки – взрывать мосты на их пути. Даже жертвуя немецкими частями, не успевшими отойти. Не успел Гудериан осмыслить этот приказ, как ему доложили, что командиры подразделений, охранявших автомобильный и железнодорожный мосты, отстранены от командования командирами спецподразделений СС, которые уже сейчас минируют мосты в тылу немецких корпусов. Это взбесило Гейнца. Он тут же приказал отправить к этим мостам две танковых и мотопехотных роты с приказом не дать возможности солдатам СС взрывать мосты, по крайней мере, пока в пределах видимости не появятся русские танки.
Гудериан понял, что захват этого самолета, по крайней мере, равняется разгрому русского фронта. И эту цену готовы заплатить обе стороны. Поэтому он отправил из Червонной Слободы танковую роту, мотопехотный батальон и дивизион МЗА в помощь разведбату. На всякий случай. Подумав, туда же отправил и свой последний резерв, что был всегда под рукой – танковую роту, батальон охраны с минометной батареей и дивизион малокалиберной зенитной артиллерии ПВО штаба из Житковичей. У русских не было шансов вытащить сбитый самолет. Он был в этом уверен. Помочь им сделать это могло только чудо. Гудериан в одном утверждении ошибся дважды. О первой своей ошибке он узнал из последнего радиосообщения командира разведывательного батальона о том, что его подразделение атаковано с фланга русскими танками.
Взвод лейтенанта Смирнова двигался в колонне вслед за ротой Т-72. Иногда взводу приходилось развертываться в боевой порядок и даже стрелять. Но в основном немцы просто исчезали с пути колонны – информация о неуязвимости русских танков неслась впереди них. Те же, кто пытался проверить это утверждение, уже были закатаны гусеницами в белорусскую землю, как и те, кому не повезло успеть вовремя убраться с дороги русской брони. Однако всему приходит конец. Западнее Копцевичей немцы прямо у них на глазах успели подорвать автомобильный мост. Танки боевой группы с места расстреляли все, что было немецкого на западном берегу маленькой, мелкой, но удивительно болотистой речушки Бобрик. Второй мост – железнодорожный, был по маршруту другой группы южнее, и чтобы переправиться по нему – нужно было вернуться на 15 километров назад. Пока командиры решали, что делать, Смирнов вылез из башни. И тут увидел, что ПТ-76, БМП, БТР разведбата с десантом на броне сворачивают и уходят куда-то вправо, вдоль речки. Последними шли БРДМ их знакомого химвзвода. Он спустился в танк и сказал об этом экипажу.
– Товарищ лейтенант! Товарищ лейтенант! – внезапно заговорил его новый механик-водитель. – Я же почти местный, местность тут знаю. Могу провести танки, только легкие, вокруг речки. Правда, крюк получается, но зато мы выйдем севернее Житковичей.
Сергей не стал об этом говорить по рации с командиром, вылез из танка и добежал до машины командира роты. Доложив, он ждал еще десять минут, после чего ротный приказал его танку идти первым и показывать дорогу роте. На броню рота приняла стрелковую роту своего же полка.
Т-72 и мотострелковый батальон на БМП остались ждать понтонный парк, который должен был прибыть в течение часа. БТшка Смирнова рыкнула дизелем, выкинув облако дыма, развернулась и, набирая скорость, рванула вдоль речки вправо. Через 20 минут они пролетели мимо переправляющихся на другой берег машин разведбата. Те шли к озеру напрямик.
Летчика они догнали примерно в километре от брошенного им парашюта. Он бежал на север не оглядываясь, размахивая зажатыми в одной руке штанами противоперегрузочного костюма и летным шлемом в другой. Ломился он сквозь подлесок, как сохатый, заглушая звуком своего движения все и не слыша ничего вокруг. Когда Борисов увидел его мелькающую спину впереди, в той стороне, куда он бежал, поднялась ожесточенная перестрелка. Стреляли из советского и немецкого стрелкового оружия, иногда заглушаемого разрывами гранат. Летчик прибавил ходу. Десантники, на ходу перестраиваясь из цепи в колонну, тоже ускорились, и через три минуты Борисов уже бежал в метрах в десяти сзади от летчика. Далее приближаться к нему он не решился и окликнул его, готовясь в случае чего уйти от пули кувырком вперед. Летчик дернулся, выпустив шлем, и его рука метнулась к кобуре ТТ. Однако повернулся он быстрее, чем смог поймать кобуру на бегу, и уже обернувшись, разглядел голубые береты на бегущих позади него солдат в маскхалатах. В глазах его и на лице промелькнули эмоции от ожесточенной решимости подороже продать жизнь; потом недоумение, удивление и последнее – облегчение. Поняв, что это свои, он, задыхаясь, проговорил:
– Там! Самолет! И летчик! Нельзя их немцам отдавать!
– Понимаем! – ответил Борисов.
