транскрипции судопроизводства по политическому убежищу Глушкова, может быть, я в это время говорил на том суде, что Борис мне звонил.
В.: Ну, наверное, логично было вам позвонить Борису, после того как вы получили звонок от Абрамовича?
О.: Да, это было бы совершенно логично. Единственное, что важно — я помню, что я ему звонил, но я на самом деле не помню, что я дозвонился.
В.: Если бы он позвонил вам сам сразу же после того, как вам звонил господин Абрамович, это было бы уникальным совпадением.
О.: Я совершенно с вами согласен. Нужно ли нам давать какие-то объяснения, или мы просто примем за факт, что это было уникальное совпадение? Раз уж мы к этому вернулись, расскажу, что был один человек в Москве (я не очень хочу называть фамилии), который знал прекрасно всегда, где и когда находился Борис и как до него добраться в случае кризиса. У меня есть такое впечатление, что я воспользовался именно этим каналом связи, потому что единственный номер телефонный, который у меня был для Бориса, — это был номер его французского мобильного телефона. Мне кажется, что я позвонил ему по французскому мобильному телефону, не получил ответа, потом позвонил этому человеку и сказал этому человеку, что мне нужно поговорить с Борисом немедленно.
В.: В 2009 году вы прекрасно были уверены, что господин Березовский был во Франции, когда вы ему звонили?
О.: Да. И достаточно долго после 2009 года я был в этом уверен.
В.: А что заставило вас передумать?
О.: По-моему, это где-то год назад произошло. Ничего, ничего особенно важного не произошло. Мы сидели с Борисом, обсуждали разные вопросы. И затронули вопрос продажи ОРТ, я сказал: «Ты помнишь наш разговор 24-го?» А он говорит: «Ты знаешь, где я тогда был?» Я говорю: «Конечно, ты был во Франции». Он говорит: «А откуда ты знаешь?» И в тот момент я начал понимать, что у меня в общем-то нет никаких доказательств того, что он был во Франции, я просто так думал. Может быть, это потому, что единственный номер его, который у меня был, — это номер французского мобильного, поэтому я решил, что он во Франции. На самом деле он звонил мне, а не наоборот.
В.: Ну, теперь мы знаем, что господин Березовский на самом деле был не во Франции 24 декабря, а в Аспене Колорадо. Это видно из его паспортных данных, он вернулся 27 декабря во Францию и потом уехал в Испанию 31 декабря.
О.: Вполне возможно.
В.: Вы нам на прошлом слушании сказали, что до того, как вы подписали ваши показания для этого судопроизводства, вы ознакомились с основными свидетельскими показаниями господина Березовского. Его воспоминания были таковы, что он с вами разговаривал 24 декабря — как раз за день до даты, которой датировано соглашение купли-продажи, и на день позже того дня, когда, как он утверждает, господин Абрамович был у него на Кап д’Антиб. Господин Березовский считал, что он с вами беседовал 24-го, и поэтому вы эту же дату указали в ваших показаниях. Вы просто сочли, что это, наверное, правильно?
О.: Нет. Во-первых, упоминание 24 декабря встречается еще и в 2009 году, когда я давал свидетельские показания в поддержку заявки Николая на политическое убежище. 24-е вспоминается мне и сегодня. Я прекрасно помню дату 24 декабря, потому что это был день рождения Николая. Это единственная причина, почему я помню. Не потому что у меня какие-то записки есть в дневнике или кто-то мне сказал, что это 24-го было.
В.: Посмотрите, пожалуйста, на девятый параграф вашего заявления в поддержку заявления господина Глушкова на политическое убежище. Вы тут показываете, что после того, как вы поговорили с господином Березовским по телефону, вы поехали в офис господина Абрамовича в Москве, и он передал вам соглашение о купле-продаже, чтоб вы подписали его от имени «ЛогоВАЗа». Вы пишете, что вы дали его на подписание 25-го числа. Но вы не могли этого сделать.
О.: Конечно, не мог. Между тем моментом, когда я подписал свои показания в поддержку Николая, и тем моментом, когда я давал показания уже в суде, у меня начали возникать сомнения относительно того, встречался ли я действительно с господином Абрамовичем 24-го. Когда я давал показания лично в суде по Николаю, я сказал, что я уверен, что я 24 декабря не встречался с господином Абрамовичем. Меня никто не критиковал за это — ни суд, ни господин Палмер, который представлял Министерство внутренних дел Великобритании в тот момент.
В.: Я вас тоже не критикую, понимаю, трудно все это помнить. Господин Абрамович вернулся из Чукотки в Москву только где-то 26 декабря?
О.: Да, так.
В.: Согласны ли вы тогда, что ваши воспоминания о том, что было два посещения господина Абрамовича — 24-го и 28-го, — это ошибка?
О.: Да, я совершенно согласен, был только один визит к нему.
В.: Я на прошлом заседании говорил вам, что и одной-то встречи не было, но не будем к этому возвращаться. Вы говорите о второй встрече 28 декабря, что вы поехали к господину Абрамовичу и спросили, выпустят ли господина Глушкова, а он ответил такими словами, «что вроде вот, прямо вот, скоро-скоро, в ближайший день».
О.: Да. Это мой перевод на английский тех русских слов, которые он сказал. Во время слушания по делу Николая меня спросили, помню ли я конкретно, что сказал господин Абрамович по-русски. Я повторил эти слова. И меня поправил один из судей, что мой перевод на английский не точен. И судья дал новый перевод.
В.: В ваших показаниях для данного слушания вы говорите, что ответ господина Абрамовича на ваш вопрос, когда выпустят на свободу господина
