основания.
Он разорвал их хрупкие мистические защиты, поднял их над развалинами, как верещащие куклы, и швырнул на камни.
Сесватха освободился и шел путями настоящего, несущего на себе знаки древнего рока.
Он им покажет Гнозис!
Когда по фундаменту пробежала первая дрожь, Ийок подумал: «Мне следовало знать».
Следующая его мысль, как ни странно, была об Элеазаре.
«Я же ему говорил, что это добром не кончится».
Для завершения работы Элеазар оставил ему всего шестерых магов, из них только трое — колдуны высокого ранга, и две с половиной сотни джаврегов. Что еще хуже, они были рассеяны по территории комплекса. Возможно, когда-то Ийок и счел бы, что их достаточно для того, чтобы совладать с колдуном Завета, но после яростной схватки в Сареотской библиотеке он больше не был в этом уверен… Хотя они и готовились.
«Мы обречены».
За долгие годы жизни приверженец чанва сделал свои страсти такими же бесцветными, как и его кожа. То, что он испытывал сейчас, было скорее памятью о сильном чувстве, чем самим чувством. Памятью о страхе.
Но, однако же, надежда оставалась. У джаврегов имелось не менее дюжины Безделушек, и, более того, здесь находился он сам, Херамари Ийок.
Он, как и его братья, завидовал Завету из-за того, что они обладают Гнозисом, но, в отличие от них, не чувствовал ненависти. Скорее наоборот — Ийок уважал Завет. Он понимал гордость обладания тайным знанием.
Колдовство — не что иное, как огромный лабиринт, и тысячу лет Багряные Шпили составляли его карту, углубляясь, постоянно углубляясь, добывая знания, ужасные и гибельные. И хотя они так и не добрались до восхитительных границ Гнозиса, существовали определенные ответвления, определенные ходы, карта которых принадлежала им и никому другому. Ийок как раз и был адептом этих запретных ответвлений, постигающим Даймос.
Даймотическим колдуном.
Во время тайных совещаний они иногда задумывались: а что произойдет, если военные Напевы Древнего Севера столкнутся с Даймосом?
По коридорам разнеслись крики. Стены гудели от приближающихся взрывов. Ийок, даже в таких ужасных обстоятельствах оставшийся бледным и расчетливым, понял, что пришло время ответить на этот вопрос.
Он несколькими искусными, отработанными движениями начертил на мозаичном полу круги. Свет хлынул с бесцветных губ, когда Ийок забормотал Даймотические Напевы. К тому моменту, как шум усилился, он наконец-то завершил свою песню. Он посмел произнести имя кифранга.
— Анкариотис! Услышь меня!
Защищенный кругом символов, Ийок в изумлении уставился на полотнища света Того, Что Вовне. Он смотрел на корчащуюся гнусность. Пластины, подобные ножам, конечности, подобные железным колоннам…
— Это больно? — спросил он, перекрывая громоподобный вой существа.
«Что ты сделал, смертный?»
Анкариотис, ярость глубин, кифранг, вызванный из бездны.
— Я связал тебя!
«Твое искусство проклято! Ты что, не узнал того, кому будешь принадлежать целую вечность?»
Демон…
— Значит, такова моя судьба! — выкрикнул Ийок.
Джавреги скакали, словно горящие танцоры, кричали, спотыкались, метались по роскошным кианским коврам.
Ахкеймион шел среди них, нагой, избитый.
— Ийок!!! — прогремел он.
Пласты опадающей штукатурки вспыхнули в воздухе, столкнувшись с его оберегами.
— Ийок!!!
В воздухе висела пыль.
Он просто смахнул стены, преграждавшие ему путь. Он прошел через пустое пространство по рушащемуся полу. С грохотом упала кирпичная кладка потолка. Он вглядывался во вздымающиеся облака пыли.
И он был окутан ослепительным драконовым огнем.
Он со смехом обернулся к любителю чанва. Окруженный призрачными стенами, глава шпионов припал к плавающему обломку пола; его бледные губы трудились над стаккато песни… Хищные птицы ярче солнечного света ринулись на защиты Ахкеймиона. Снизу хлынул поток лавы, переливаясь через его обереги. Из четырех темных углов комнаты ударили молнии…
