Олег с тревогой прислушивался к скрипу дерева и звону туго натянутых снастей – ветерок, задувший с севера, поднимался с утра, поднимался, да и задул во все десять баллов. Буря к полудню набрала полную силу и больше уже не ослабевала в течение всего времени, пока скедии выносило в Русское море.
Что-либо противопоставить шторму было нельзя. Только держать лодью носом к волнам, к этим чудовищным, дымящимся водяной пылью стенам из серо-зеленой влаги. Пусть пенистые потоки перехлестывают через тебя, лишь бы не опрокинуло судно, не перетерло в страшной вихревой пучине.
Сухов отер лицо и взглянул на небо. Клочкастые тучи неслись с бешеной скоростью, их муаровое рванье подсвечивалось сполохами молний. Голая мачта описывала круги и восьмерки, потрескивала и постанывала натянутыми штагами.
На корме, отплевываясь и скалясь от натуги, удерживал рулевое весло Котян.
– Что-то ветрено сегодня! – проорал Пончик.
– Ага! – подхватил кормщик. – Видат, к дождю!
В это время скедия резко вскинула нос, и над кормой вздыбилась крутая водяная гора.
– Держись! – крикнул Олег.
Исполинская тягота воды, обрушившейся на полуют, наделала бед – неслышно лопнул штаг, унесясь черной змеей, и мачта с треском, резким, как выстрел, сломалась посередине. Вынырнув из пены, Сухов увидел очумелого Котяна, вцепившегося в рулевое весло, и только потом разглядел Пончика, барахтавшегося шагах в двадцати от борта, по шею в кипящем море. Недолго думая, Олег накинул на себя петлю фала, схватил спасательный бурдюк и прыгнул в шумящую пучину.
Природа будто взбесилась – визжащие ветра срывали с волн брызги и швыряли их, рассеивая в пыль. Волны налетали друг на друга, сталкивались, дробили свой накат, опадали, проваливались, кружась водоворотами, и снова вставали чередою, поднимая и обваливая грохочущие навесы вспененных гребней.
Олег доплыл до Пончика и натянул ему на голову спасательный мех, надутый «колбасой » и свернутый кольцом.
– Суй руки! – крикнул Сухов.
– Да я так...
– Суй, сказал!
Шурик просунул руку в круг, загреб и пропустил другую.
– Во! Поплыли!
Но нет, так просто изо всей этой свистопляски не вырваться, не пересилить чудовищную и равнодушную мощь моря! Фал вдруг резко натянулся и сразу ослаб, Пончика и Олега раздернуло, а продолговатое, мокро-блестящее тело скедии стало быстро удаляться.
Зло отфыркиваясь, Сухов распутал оборванный фал и сбросил его с себя. Пончик, поднятый на гребень, скатился как по горке.
– Вода холодная! – проорал он.
– Ничего! – крикнул Олег. – Не зима!
Водичка бодрила так, что глаза на лоб лезли.
– Понт какой-то беспонтовый! – провопил Пончик, отплевываясь. – Я видел, наши вроде заворачивают!
– Ты греби, греби давай!
«Сокол» опасно развернулся бортом к волне, его сильно накренило, но кормщик вырулил-таки, и корабль выровнялся, стал клевать воду носом, взметывая брызги.
– Вижу бревно! – донесся до слуха Олега крик Пончика.
– Это мачта! Хватайся!
Полупритопленный ствол с обмоткой из тугого каната здорово помог Сухову. Намокшая одежда стесняла движения и тянула вниз, а холод отбирал все силы.
Скедия неожиданно приблизилась, ее штевень стукнул по мачте, разворачивая ее. «Щас как шмякнет о борт!» – мелькнуло у Олега. Вслух он крикнул:
– Держись!
Мокрый, блестящий борт «Сокола» наехал дощатой стеной, и тут сверху протянулись крепкие руки друзей.
– Хватайся! – проревел Турберн.
Олег подпихнул Пончика, тот вцепился и полез наверх. Волна резко отнесла Олега от борта и бросила на него. Сухов извернулся, спружинив ногами. Схватился за планширь и вскарабкался на борт.
– Ну вот! – сипел Пончик, кутаясь в кошму. – Хоть искупался напоследок... А то как это – на море был и не поплавал!
– Ветер стихает! – громко сказал Ивор.
– А толку? – уныло сказал Боевой Клык, щупая огрызок сломавшейся мачты.
