Олег почувствовал лютый голод. Он сел и прислонился к стене, понимая, что рук ему не развяжут.
– Отведай, – тихо сказала женщина, поднося к его губам плошку с рисом, сдобренным подливкой.
– Сначала пить, – мотнул головой Олег.
– Ты знаешь наш язык?! – изумилась каниз.
Сухов не ответил, он приник к щербатому краю протянутой плошки с чалом и выхлебал шибающий в нос, щиплющий язык напиток. Олег не слишком беспокоился насчет того, что его лингвистические способности раскрыты. Вряд ли невольница побежит докладывать об этом, да и кто станет ее слушать?
Каниз брала рис комочками и пальцами вкладывала Олегу в рот, тому оставалось только пережевывать.
– Как зовут тебя? – спросил он, слегка насытившись.
– Шамсия.
– Принеси мне нож, Шамсия, и мы с тобой станем свободными. А тебе я подарю весь караван с грузом. Кстати, что везут верблюды?
– Рис... – пролепетала каниз. – И ткани... Белую симгун, красную мумарджал... синизи – полотно из Самарканда... О-о... Ты, конечно, храбрый воин, но один, а их вон сколько!
– В рабате, по-моему, не много бойцов...
– Один Ахмед Толстый... Но в караване двадцать человек!
– Да хоть сорок... Послушай, я ведь тоже не дурак. И не собираюсь бежать с тобой в степь – нас легко догонят и просто расстреляют из луков. Значит, мне надо сделать так, чтобы гнаться за нами было некому. Поняла? Принеси нож.
Каниз побледнела, решая в это мгновение свою судьбу. Подняв голову к потолку, она прошептала:
– Видишь, там дыра? Я сброшу тебе нож оттуда, он воткнется в пол рядом с тобой... Только ты ногу не выпрямляй!
– Ладно, – улыбнулся Олег, – не буду. И вот что, Шамсия... Попробуй узнать, у кого из погонщиков мой меч.
– А я знаю! – обрадовалась каниз. – У Джавдета. Он самый главный после Долгого Абдаллы.
– Абдалла – это караванщик?
– Ага. Джавдет отдыхает в гостевой комнате, она... третья от входа... Ой, я боюсь!
– Не бойся, ступай. Я буду ждать, пока Аллах с твоей помощью ниспошлет мне нож...
Шамсия неуверенно улыбнулась, подхватила посуду и вышла, семеня и прикрывая лицо платком. Стражник распустил руки, и каниз зашипела рассерженной кошкой.
А Олег принялся терпеливо ждать, поглядывая на дыру в потолке. Ожидание растянулось, видимо, Шамсию загрузили работой. Но вот сверху донесся слабый шорох, в дыру просыпались катышки сухой глины, а потом упал кинжал и воткнулся в утоптанный земляной пол.
Сухов очень оживился и, угадывая взволнованное дыхание над собою, сел спиною к ножу, нащупал онемевшими пальцами рукоятку.
Сколько раз он читал про такой способ освобождения, и вот самому довелось... Это было трудно, кожаные завязки упорно не поддавались лезвию. Но вот лопнул один ремешок, потом другой, третий. Неожиданно руки стали свободны. Руки-крюки...
Кряхтя, Олег сжимал и разжимал кулаки, тер запястья. Кровь запульсировала в пережатых жилах, и вернулась боль.
«Ничего... Злее будешь!»
Неуклюже перехватив нож, Олег перерезал путы на ногах и попробовал встать. Это ему удалось. Походив, Сухов размялся, поприседал, отжался раз десять от пола. Сила и гибкость вернулись сполна. «Приступим...»
Олег подошел к двери и прислушался. Тихо... Просунув нож в широкую щель, он уперся острием в щеколду и сдвинул ее на полсантиметра. И еще. И еще, пока дверь не скрипнула тихонько, сигнализируя о том, что вход свободен.
Выглянув из тьмы во тьму, слегка озаренную парой факелов, воткнутых в держаки на стенах внутреннего двора, Сухов не обнаружил стража. Надо полагать, нарушителя дисциплины привлек запах плова и майноба, многолетнего вина наподобие коньяка.
Выскользнув наружу и заперев дверь за собой, Олег по стеночке прокрался к комнате Джавдета. Вход был прикрыт кожаным пологом, и Сухов решил не таиться – до него доносился мощный храп погонщика.
Откинув полог, Олег проник в комнату, где обнаружил «главного после Долгого Абдаллы» спящим на толстом армянском ковре, красном с желтыми разводами. Над Джавдетом витал сладкий дух майноба, смешиваясь с запахом горелого масла, распускаемым светильней в углу.
Свой меч Сухов обнаружил висящим на стенке и мигом опоясался, затянул перевязь, погладил ладонью рукоять. Нет, грязнить меч мы не станем...
Олег присел на колени рядом с Джавдетом. Погонщик замычал во сне, словно чуя скорую погибель, приподнялся, болтая головой, и Сухову оставалось лишь ухватить башку руками и резко крутануть ее. Глаза Джавдета выпучились, узнавая пленника – за секунду до того, как мокро хрустнули позвонки.
Поднявшись, Олег двинулся дальше, от комнаты к комнате. Трех аробщиков, прибившихся к каравану, Сухов оставил жить. Восьмерых охранников
