— Сиди, холера тебя подери. Что это ты такой резкий? Куда так спешишь, в могилу?
(((
Смит остался один и только теперь заметил людей. Он утратил дистанцию: неожиданно, без предупреждения, без промежуточных состояний. Щелк: и его залила волна эмпатии. Он ел яблоко: старое, засохшее, наверняка червивое. Подошла девочка, попросила кусочек. Он вынул перочинный нож, отрезал. Та даже рот открыла от изумления, поскольку совершенно не рассчитывала на исполнение просьбы. Угощение приняла, поглядывая на Смита с интересом. На глаз ей было лет девять, но, скорее всего, она была постарше: здесь дети развивались не совсем правильно — может по вине земли и воздуха, зараженных большевистской войной, может по вине войны нынешней.
— У вас больше нет?
— Нет.
— Мама бы купила.
— Больше нет.
— Ага.
Смит пригляделся к ее одежде. Весьма характерно: каждая вещь из совершенно разных наборов. Латанные темно-синие штаны от какого-то комбинезона, несколько большие; грязные теннисные туфли с длинными, черными шнурками, которые, словно ремешки сандалий римских легионеров, тесно оплетали ноги повыше щиколоток; разлезающийся розовый свитерок, слишком тесный, тоже не очень чистый; сверху тренировочная куртка с обрезанными рукавами; на левой руке шерстяная рукавичка, дырявая, цвета однообразной грязи. У девочки были светлые волосы, перевязанные каким-то выгоревшим платком — светлые волосы и темные глаза, темное лицо, вся словно в застарелых полосах маслянистой смазки.
— Голодная?
— А что?
— Ничего, — замкнулся Смит. Он не мог начать вот так, задаром, раздавать еду — на него тут же обратили бы внимание. Зима была тяжкая, но, путешествуя с силезцем о стране, он как-то не видел умирающих от голода; только ведь у голода много лиц, он же, родившийся и воспитанный в мире сытости, знал лишь комиксовые версии Всадников Апокалипсиса, мыслил экстремумами, шокирующими планами камеры. И никто бы не получил награды, фотографируя эту вот девчонку: она не было худой до костлявости, смертельно раненной, она не убивала и не ранила до смерти, не принадлежала она и к числу чрезвычайно фотогеничных несовершеннолетних жертв лучевой болезни но тем не менее, это в ее глазах, на ее лице была глубокая тень близящегося Армагеддона.
— Как тебя зовут?
— Вера. — Она откусила следующий кусочек яблока. — А вы куда идете?
— Да так, работу ищу.
— К немцам?
— Да. В Силезию.
— А деньги у вас есть?
— Да вроде бы иногда пропускают даром.
Девочка скорчила мину.
— И вы в это верите? Все берут.
— Посмотрим.
Она без всякой уверенности кивнула. Сплюнула косточкой и уселась рядом со Смитом, опираясь о бетон спиной и подтянув коленки под самый подбородок.
— Мама говорит, что на сей раз это уже конец.
Смит не понял.
— Конец?
— Нуу, начнут драться, а потом придут китайцы.
— А русские?
— А что русские? — фыркнула она. — Им дадут водки, и все будет спокойно.
Смит смеялся про себя, слушая этот политологический анализ.
— А папа? — спросил он.
— Что?
— Ну, что думает по этому поводу он?
— Э-э, пан, папу моего вот уже три года назад забрали.
— Забрали?
