сидеть сложа руки и ждать, когда это случится. Ее семья и ее дом были под угрозой. Она должна была остановить Мэтью и Анис. Она должна была найти способ доказать, чем они занимались, чтобы их арестовали.
На званом обеде, куда в очередной раз привезла ее тетя, гости обсуждали восстание и беспокоились о возможной осаде Эдинбурга. Она не принимала участие в разговоре, занятая мыслями о том, как разоблачить предательский замысел Мэтью и Анис. Кроме того, чтобы притвориться сочувствующей мятежникам, ей ничего не приходило в голову.
В конце концов она поняла, насколько глуп ее план, и решила просто поговорить с Мэтью. Момент был подходящий – кучер ждал их внизу. Это значило, что он не сможет уйти куда-нибудь или уклониться от ее вопросов.
– Прощу прощения, – сказала Кэтрин, поднимаясь из-за карточного стола. – Мне нужно выйти на свежий воздух.
Она покинула гостиную, не обращая внимания на неодобрительный взгляд тети, сидевшей у камина.
На улице она огляделась в поисках Мэтью. Он преспокойно лежал на крыше экипажа, глядя на звезды, и что-то тихо напевал себе под нос. Кэтрин слушала его, скрестив руки на груди и тщетно пытаясь понять, о чем он поет, но густой шотландский акцент делал слова неразличимыми. Сейчас он казался ей таким безобидным. Ей было трудно представить, что милый и добродушный Мэтью может предать Карлайл, но она была убеждена, что его разговор с Анис отнюдь не был невинным.
Она громко кашлянула. Мэтью быстро сел и посмотрел вниз. Вид у него был смущенный – ему явно было неловко из-за того, что она слышала его пение.
– Кэтрин! – Он спрыгнул на землю, избегая взгляда девушки.
Она уперла руку в бок:
– Известно ли моей тете, что вы используете ее экипаж в качестве сцены для выступлений?
– Вы очень остроумны, Кэтрин. Готов даже заявить, что вашим остротам нет равных. Чему я обязан вашему
Она не удержалась от смешка. Может, он был и предателем, но очень обаятельным. Его губы растянулись в ответной улыбке.
– Сарказм – низшая форма остроумия, мистер Гэл-лоуэй. Не могли бы вы отвезти меня домой?
Он с удивлением бросил взгляд в сторону дома:
– Что, разве вечер уже закончился? Где же ваша тетя?
– Она еще там. Вы можете вернуться за ней позже, но я хочу уехать прямо сейчас.
– Что-то случилось?
– Нет, все в порядке. – Не слишком ли она выдавала себя? Она решительно не могла заставить себя подумать о нем как о повстанце. Как о предателе.
Он приблизился к ней, нахмурившись.
– Со мной все в порядке – я лишь немного не в духе. В самом деле, не могли бы вы отвезти меня домой?
Он изучал ее секунду-другую, затем кивнул:
– Как вам будет угодно, мисс.
Кэтрин поняла, что они стоят очень уж близко друг к другу. Если бы кто-то увидел их, то подумал бы наверняка, что он вот-вот ее поцелует. Она отпрянула, чувствуя, как при этой мысли у нее все внутри переворачивается от чего-то, похожего на страх.
Мэтью распахнул дверь экипажа, но она покачала головой. Лучше всего поговорить с ним дорогой.
– Вы не против, если я сяду с вами наверху? Мне нужен свежий воздух.
Кэтрин не смогла прочесть выражение его лица, но подозревала, что просьба напрягла его.
Он молча закрыл дверь экипажа и жестом указал ей на кучерское место. Кэтрин подумала, что он слишком рассержен, чтобы помочь ей взобраться на высокое сиденье, но через мгновение почувствовала его руки на своей талии.
Когда он сел рядом, она поняла, что Мэтью был не рассержен, а смущен. Сиденье для двоих было слишком маленьким, и их тела соприкасались. Сквозь плотные юбки она чувствовала движения его мускулов, когда он усаживался поудобнее. Она покраснела. Возможно, ей следовало дождаться, пока они доедут до дома ее тети, и уже потом поговорить с ним?
Экипаж миновал узкие улочки, выехал на площадь с возвышавшимся на ней крестом, а затем – мимо тихого собора. Единственным звуком был цокот подков по булыжной мостовой. После нескольких минут молчания Мэтью откашлялся и спросил, пуская облачка пара в морозном воздухе:
– Так что же случилось сегодня вечером?
Кэтрин ответила не сразу, размышляя над тем, как половчее завести разговор на волнующую ее тему. Наконец она коротко ответила:
– Мэтью, я не могу перестать думать о восстании. – У нее не получалось быть хитрой и изворотливой. Даже голова разболелась от всех этих тайн.
Он повернулся к ней; в темных глазах светился вопрос. Ей потребовалось мгновение, чтобы отвлечься от созерцания густых прядок, упавших ему на лоб.
