l:href="#Booth_M__A_Magick_Life__R__185_1">[264]. Смотреть на себя он ему запрещал, но любопытному Кроули все же удалось подглядеть. Айвасс оказался видным брюнетом с закрытыми глазами (иначе его взор, как у гоголевского Вия, поразил бы все живое вокруг), волевым подбородком (как у самого Кроули) и, главное, низким и властным баритоном. Алистеру с голосом не повезло – у него был жиденький тенорок, мало подходящий для великого мага, так что мощный рык ангела-хранителя компенсировал его собственный недостаток.
Явление духа – обычная вещь в оккультной практике. Тайные владыки мира, махатмы (судя по всему, пребывающие в тех же астральных сферах, что и вожди «Золотой зари»), случалось, даже представали перед своей конфиденткой и основательницей Теософского общества Еленой Петровной Блаватской в материальной оболочке. А то и оставляли ее коллегам на память предметы туалета, как это случилось с Генри Олкоттом накануне отъезда из Нью-Йорка в Индию[265]. Получивший кембриджскую выучку Кроули был гораздо осторожней с толкованием своих оккультных видений и называл их «имагинативными визуализациями». Примерно так же называют их и нынешние маги из тех, что пообразованней. Обостряющий магическое зрение гашиш, который тогда обильно употребляли Кроули и его Багряная жена, в ходу и у них.
Наследник Рабле
Что же сообщил Кроули его ангел-хранитель? Наступает новый эон – Гора. Предшествующие эпохи – матери Изиды и отца Озириса – закончились. С ними ушли в прошлое и матриархат с патриархатом.
Новая эра – Божественного дитяти – это конец традиционных религий (прежде всего христианства) и старой морали. Космическая энергия юности вторгается в мир и переделывает его на свой лад. Процесс этот вовсе не безболезненный, и на протяжении своей долгой жизни Кроули глядел на страшные катаклизмы XX столетия как на подтверждение истинности данного ему откровения. В «Книге закона», куда он его прилежно записал, можно выделить три принципа[266].
Первый выражен знаменитой формулой: «Делай что пожелаешь, таков весь закон». Она почти дословно повторяет Франсуа Рабле с его «Fay ce que vouldras» (на старофранцузском – делай что хочешь). Видимо, до Кроули Айвасс успел пообщаться и с великим монахом-бенедиктинцем, автором «Гаргантюа и Пантагрюэля». В романе встречается и слово «телема» (др.-греч. «воля»), которую Кроули считает главной движущей силой новой эпохи. Однако трактовать слова Кроули как чистый гедонизм не совсем верно. Дело в том, что истинная воля (она же желание) индивида – это то, что должно быть направлено на достижение предназначения, данного ему свыше. Она как траектория звезды. Отсюда второй принцип – «каждый мужчина и каждая женщина – звезды», реализующие свои сокровенные судьбы. Как же достигается цель? С помощью третьего принципа: «Любовь – это закон, любовь, подчиненная воле».
Энергия противоположных полов должна слиться воедино. Это поможет наступлению новой эпохи. Ведь, напрягая волю в момент совокупления, участники ритуала способствуют осуществлению того, на что она направлена. Именно поэтому сексуальные обряды и становятся фирменным знаком кроулианской магии. Занимаясь ею со своими Багряными женами, Зверь не только помогал Гору вступить в законные права, но и рассчитывал достичь более скромных целей – от возвращения растраченного богатства (безуспешно) до обретения новых партнеров (весьма удачно).
Магия искусства
Откровение, полученное в каирской гостинице, не только порадовало, но и напугало Кроули. Не то чтобы плащ пророка оказался ему не по плечу. При его самомнении он мог запросто вообразить себя не только пророком, но и богом (по некоторым его словам и поступкам можно предположить, что так оно и случилось). Пугало другое. До сих пор махатмы и прочие тайные вожди оккультных орденов настаивали на секретности своих откровений. Они могли сообщаться только посвященным. В той же «Золотой заре» адепту, разгласившему тайны ордена, грозили страшные кары. Обиженные вожди могли и порчу наслать. Как же быть новому пророку? С одной стороны, ему поручено будить в людях энергии новой эпохи, с другой – никто не отменял важнейшего для оккультизма принципа эзотерики.
К мессианской стезе Кроули подтолкнули его художественные амбиции. Понятие магии в его трактовке было настолько широким, что включало в себя и литературу, и искусство в целом. Кроули уверенно вещал: «Любое искусство – магия» [267]. И здесь он превзошел не только своих коллег-оккультистов, но и современников-символистов: первым было несвойственно такое возвеличивание искусства, а вторым – такая абсолютизация магии. «Имагинативная визуализация», благодаря которой Кроули познакомился с Айвассом и узнал от него массу интересных вещей, не совсем то же самое, что происходит с поэтом, которому муза диктует волшебные строки. Маг-поэт, каковым считал себя Кроули, напрягает свою волю и воображение и порождает миры, которые начинают жить собственной жизнью. И это онтологическое искусство
