последовательность, стоящую за многочисленными внешне никак не связанными между собой паттернами жизненного опыта. Самые знакомые примеры предлагает животное царство. Теория Дарвина говорит нам, что ястребы так хорошо видят, потому что особи с более острым зрением всегда ловили больше добычи и потому оставляли больше потомства.
Модель оказалась в равной мере полезной и для понимания эволюции организаций[251]. Так, она говорит нам, что поскольку фирмы, загрязняющие окружающую среду, несут меньше расходов, они неизбежно вытеснят своих более социально ответственных конкурентов. Многие могут желать, чтобы загрязнения было меньше, но легко поддаются соблазну нажиться за счет других, полагаясь на то, что те будут покупать более дорогие продукты экологических компаний.
Похожее материальное давление, как утверждает эта модель, сформировало поведение человека. Ее прагматичный, хотя и печальный вывод состоит в том, что в течение тысячелетий эгоистичные люди постепенно вытесняли всех остальных.
И все же, несмотря на убедительную логику, свидетельствующую в пользу такого вывода, факт остается фактом: этот вывод ошибочен. Объясняя, почему он ошибочен, большинство критиков стремятся отрицать важную роль материальных выигрышей. При этом они часто ссылаются на то, что люди с высокими доходами обычно имеют меньше детей, и отсюда делают вывод, что к людям давление естественного отбора просто не применимо.
Но, если вдуматься, такой ответ тоже ошибочен: негативное соотношение между рождаемостью и доходом — лишь недавнее явление. На протяжении большей части человеческой истории условия выживания были гораздо тяжелее, чем сейчас, и существовала очень сильная связь между материальным успехом семьи и числом оставшихся в живых детей. Более того, на ранних этапах истории человечества полигамные общества были нормой, и мужчины, не добивавшиеся материального успеха, часто и вовсе не женились. Конечно, это неплодотворная стратегия — критиковать материалистическую модель, просто заявив, что люди каким-то образом являются исключением из ее логики.
Критики часто спешат сказать, что культура побеждает тенденции, поощряемые материальными стимулами. Но эта критика тоже не работает. Даже в рамках строго материалистической теории легко увидеть, почему общества будут пытаться сдерживать преследование эгоистического интереса: дилемм заключенного хватает, и когда кто-то проявляет сдержанность, от этого выигрывают все. Материалисты также без труда поймут, почему оппортунистам нравится жить в таких обществах. Однако то, чего не объяснили критики, — это почему оппортунисты прививают моральные ценности своим собственным детям. Почему бы им не учить их сотрудничать, когда это в их узких интересах, и вести себя оппортунистически во всех других случаях?
Многие умные люди, кажется, способны сопротивляться культурному подкреплению. По логике материалистических теорий, эти люди должны были давно вытеснить всех остальных. Когда мы говорим, что культура
ДРУЖЕСТВЕННОЕ ДОПОЛНЕНИЕ К МОДЕЛИ ЭГОИСТИЧЕСКОГО ИНТЕРЕСА
Трудность, с которой сталкиваются критики, состоит в том, что им не удалось выдвинуть альтернативной теории. Данные, опровергающие модель эгоистического интереса, отнюдь не новы. Эксперименты с дилеммами заключенного начались еще в 1950-е годы, с честностью и жертвами в беде — в 1960-е. Даже недавние работы Кагана о роли эмоциональных компетенций просто придают современный научный оттенок убеждениям, получившим повсеместное распространение в XIX веке. Но, как подчеркивал философ Томас Кун, господствующая теория почти никогда не вытесняется просто из-за противоречий в данных[252]. Если ей вообще будет брошен вызов, то должна быть альтернативная теория, которая более соответствует фактам.
Модель обязательства — робкий первый шаг к созданию теории неоппортунистического поведения. Она оспаривает картину человеческой природы, какую рисует модель эгоистического интереса, на ее собственных основаниях, принимая фундаментальную посылку, что в конечном счете человеческим поведением управляют материальные стимулы. Точка расхождения между ними — наблюдение, что люди, напрямую мотивированные следовать своему эгоистическому интересу, часто по этой же причине обречены на провал. Они терпят неудачу именно потому, что неспособны решить проблемы обязательства.
Эти проблемы часто могут быть решены людьми, известными тем, что отказались от поисков максимального материального преимущества. Эмоции, заставляющие людей вести себя внешне иррациональным образом, могут привести к большему материальному благосостоянию. С этой стороны модель обязательства — не столько опровержение модели эгоистического интереса, сколько ее дружественное дополнение. Оставаясь в рамках базовой материалистической теории, она подсказывает, как могли возникнуть и развиться более благородные стороны человеческой природы.
Кажется, не так уж наивно надеяться, что такое понимание окажет благотворное воздействие на наше поведение. В конце концов, модель эгоистического интереса, заставляя нас ожидать от других худшего, по-видимому, пробудила самое худшее в нас самих. Тот, кто всегда ждет, что его обманут, не имеет особенной мотивации быть честным. Модель обязательства, возможно, не заставляет нас ожидать от других лучшего, но она
