закоренелых циников с большим уважением относиться к другим людям.
II. ПАРАДОКС АЛЬТРУИЗМА
Во «Взрослении» Рассел Бейкер рассказывает о родственниках матери, собравшихся за кухонным столом поздно ночью во время Великой депрессии и разговаривающих о давно потерянном семейном состоянии. О нем стало известно много лет назад, когда дедушка, «Папa», ездил в Европу изучать историю семьи. Там он узнал, что происходит из рода «сказочно богатого старого епископа Лондонского времени герцога Мальборо и королевы Анны».
Епископ, по-видимому, завещал свое состояние родственникам из Вирджинии — т.е. предкам Бейкера — но по каким-то причинам оно так и не перебралось через Атлантику. Папa сообщили, что оно было «возвращено Короне» и теперь является собственностью империи. Семья, однако, не сомневалась, что их законное состояние было украдено у них «британскими интриганами».
По их словам, потеря была ощутимой. «Возможно, миллион долларов в нынешних деньгах», как сказал дядя Рассела, Аллен. «Скорее пятьдесят или шестьдесят миллионов», по мнению его дяди Хэла.
Одиннадцатилетний Рассел одурманен былым семейным богатством. Но его сестра Дорис, хоть и на два года младше, настроена более скептически. Вот как об этом рассказывает Бейкер:
Мое волнение по поводу утраченного семейного богатства охладила Дорис. Однажды вечером я привычно ныл, сетуя, что приходится продавать журналы:
— Если бы мамин отец получил то богатство, мне бы не пришлось работать.
На что она спросила:
— Ты же не веришь в эти бредни?
Тогда-то я и расстался с иллюзиями. Еще не хватало, чтобы какая-то девятилетняя девчонка переплюнула меня по части скептицизма.
Подобно юному Бейкеру, многие ученые-бихевиористы страшно боятся, что коллеги сочтут их наивными. Им неприятно, когда их просят объяснить, почему дантист бесплатно работает в совете директоров местного благотворительного фонда. Возможно, он взялся за это добровольно — из благородных побуждений, но приземленные бихевиористы с неохотой говорят о таких мотивах. Они чувствуют себя гораздо увереннее, когда думают, что дантист надеется привлечь благосклонное внимание и тем самым заманить больше народу выдирать зубы, когда это понадобится. В самом деле, среди членов «Ротари-клуба» или других организаций «с миссией» мы в избытке находим юристов, страховых агентов и других, кому есть что продать, но не слишком много работников почты или пилотов самолетов.
Для материалистичного ученого нет большего унижения, чем назвать какое-то действие альтруистическим, а потом увидеть, как более изощренный коллега продемонстрирует, что оно было эгоистическим. Этот страх, безусловно, объясняет невероятное количество чернил, которые бихевиористы извели на то, чтобы раскопать хоть какой-нибудь эгоистический мотив для якобы самоотверженных действий. В этой главе я собираюсь рассмотреть самые важные из этих усилий и показать, что они объясняют некоторые, хотя и никак не все, из наших неудач в погоне за эгоистическим интересом.
НЕВИДИМАЯ РУКА
Внимание современного ученого-бихевиориста к эгоистическому интересу напрямую восходит к Адаму Смиту. Прозорливая идея шотландского философа, если выразить ее в двух предложениях, такова:
Не от благожелательности мясника, пивовара или булочника ожидаем мы получить свой обед, а от соблюдения ими своих собственных интересов. Мы обращаемся не к их гуманности, а к их эгоизму, и никогда не говорим им о наших нуждах, но об их выгодах[12].
В схеме Смита поиски личной выгоды часто приносят пользу другим людям. Торговец, стремящийся получить прибыль, действует так, как будто невидимая рука заставляет его поставлять продукты, которые мы желаем получить. Однако Смит не строил иллюзий насчет того, что у этого явления всегда
