и неродственниками никогда не приносила каких-либо особенных преимуществ, ибо все в той или иной степени состояли в родстве.
Действительно, наши предки существовали небольшими родственными группами на протяжении всей эволюции человека, и совершенно логично говорить о том, что черты, каким отдавалось предпочтение в течение этого периода, могли сохраниться до наших дней. Но даже в ранних группах охотников и собирателей модель родственного отбора не будет предсказывать альтруистического поведения ко всем без исключения.
Так происходит просто потому, что генетическое родство стремительно уменьшается, как только мы выходим за пределы нуклеарной семьи. Родные братья и сестры имеют в среднем половину общих генов, двоюродные — только одну восьмую, а троюродные — только одну тридцать вторую. Таким образом, с точки зрения генетики троюродные родственники мало чем отличаются от совершенно чужих людей, а модель родственного отбора предсказывает, что помощь им принесет лишь небольшую выгоду. Было показано, что насекомые меняют свое поведение при оказании помощи с учетом еще более мелких вариаций в степени родства, чем эта[20]. Поскольку всегда есть крайне существенные вариации в степени генетического родства даже между членами самых мелких групп охотников и собирателей, маловероятно, чтобы силы родственного отбора могли породить неразборчивое альтруистическое поведение.
РЕЦИПРОКНЫЙ АЛЬТРУИЗМ
Трайверс и другие попытались объяснить альтруизм в отношении неродственников при помощи теории «реципрокного альтруизма», когда люди доброжелательно относятся к другим, ожидая, что их признают и вознаградят каким-нибудь ответным проявлением доброты в будущем[21]. Часто в пример приводится взаимное вычесывание среди животных. Животным трудно ловить паразитов у себя на голове, но они могут легко выбирать у других. Каждое животное, таким образом, может выиграть, если присоединится к другому животному, заключив воображаемый контракт о взаимном предоставлении услуг по вычесыванию.
Чтобы такой контракт был успешным, животным необходима способность узнавать конкретных особей и отказывать в услугах по вычесыванию тем, кто отказался оказывать ответные услуги. В противном случае в популяциях возобладали бы мошенники — те, кто получает вычесывание, сам при этом не тратя драгоценного времени на других.
В природе процветает целый ряд симбиотических отношений. Известно, что приблизительно пятьдесят видов рыб, например, живут тем, что вычищают паразитов с более крупных. Для выполнения этой задачи мелкой рыбе порой требуется заплывать в рот к более крупной. Трудно себе представить какое-то другое действие, требующее доверия больше, чем это.
Чистильщику нужна какая-либо гарантия, что его не проглотят. А тот, кого чистят, должен иметь основания верить, что чистильщик не отхватит от него кусок. И чистильщик, и тот, кого чистят, в ходе эволюции получили крайне характерные отметины на теле и выработали паттерны поведения, которые делают их узнаваемыми друг для друга. И хотя в этих отношениях, по-видимому, бывают случаи мимикрии и обмана, по большей части они отличаются устойчивостью.
Люди, конечно, превосходят животных в способности узнавать и запоминать прошлое поведение представителей своего вида. Действительно, мы даже знаем, в какой части мозга находится способность различать лица. (Жертвы инсульта, у которых оказалась поражена именно эта зона в обоих полушариях, чувствуют себя по большей части нормально, но не могут узнавать лиц даже близких родственников.) Так что теории реципрокного альтруизма Трайвиса, безусловно, есть подтверждения и среди людей.
И все же многие из предсказаний его модели не очень хорошо объясняют то, что мы наблюдаем в мире. Рассмотрим, например, предсказание о решении прохожего спасать или не спасать утопающего. Согласно формальной логике этой модели, если вероятность, что спасатель сам может утонуть, скажем, 1 к 20, попытку спасения нужно предпринимать, только если есть больший, чем 1 к 20, шанс, что жертва когда-нибудь ответит ему услугой за услугу. Если так рассуждать, то мы должны крайне редко сталкиваться с актами спасения.
Однако такие поступки крайне распространены, даже когда связаны с большой опасностью для спасателя. В холодный вечер в середине января 1982 года Ленни Скутник нырнул в ледяную реку Потомак, чтобы спасти одного из выживших после крушения рейса 90 Флоридских авиалиний, который за несколько минут до этого столкнулся с мостом на 14-й Стрит. Не было никаких гарантий, что он вовремя доплывет до тонущей женщины, и, даже если доплывет, не было уверенности, что он сможет потом добраться до берега. В конце концов ему удалось ее вытащить, она стала одной из пяти выживших в катастрофе.
Мы, конечно же, восхищаемся мужеством Скутника. Но продемонстрированные им и многими другими качества, разумеется, не результат ожиданий ответных выгод. В самом деле, если бы они ожидали, что им ответят тем же, стали бы мы ими так восхищаться?
Поступок Скутника — очевидный пример жесткого альтруизма. Реципрокный альтруизм, в свою очередь, — пример того, что Уилсон называет «мягким альтруизмом», действиями, предпринятыми в надежде на то, что общество ответит взаимностью[22]. Наша задача в данной книге опять-таки — попытаться понять жесткий альтруизм.
