времен и народов; 3) Симпатии граждан, откликнувшихся на судебный процесс в Свердловском районном народном суде Москвы, — на стороне истца.
Как уже говорилось выше, каждые 94 человека из ста (всего на 1 июля 1990 года я получил 1215 писем) дали приведенные выше ответы. Вниманию читателей предлагаются в сокращении некоторые, с моей точки зрения, наиболее характерные письма, как «за», так и «против» (13 процентов к числу полученных).
В книге «О современной военной прозе» А. Адамович («доперестроечный») писал: «Вы знаете, что такое санинструктор в танковой роте? Я не знал до ее рассказов. А узнал, стал еще сильнее испытывать чувство нашей „литературной вины“ перед ними — перед женщинами, воевавшими наравне с мужчинами, а это — если учесть их психологию, их силы, их физиологию, — означает, что они вынесли, испытали более тяжелую войну, чем даже мужчины… Так вот, оказывается, что такое санинструктор танковой роты. Танки рванулись в атаку, и она, восемнадцатилетняя девочка, должна быть рядом, когда понадобится ее помощь. В машине места для санинструктора не предусмотрено… Вцепившись в железные скобы, распласталась поверх брони вчерашняя школьница, и одна в ней мысль — не о секущих осколках, пулях — о том, чтобы не затянуло ноги в гусеницы. И надо смотреть, не пропустить момент, если загорелся чей-то танк: добежать, доползти, взобраться и помочь раненым, обожженным танкистам выбраться наверх до того, как взорвутся боеприпасы…» (с. 82–83).
Этот отрывок из книги Адамовича я привел в своей статье «Однополчане», опубликованной в третьем номере журнала «Литературное обозрение» за 1985 год. Перестройка тогда еще не начиналась, а мы были действительно единомышленниками, однополчанами… Вернемся, однако, к женщинам- фронтовичкам, откликнувшимся на фильм «Очищение».
Это письмо мне передали 28 января 1989 года, когда я зашел на ЦТ познакомиться с откликами на телефильм «Очищение». Около двух месяцев оно лежало на ЦТ. Что за души у тех работников телевидения, которых не тронул такой аргумент: «Это мой однополчанин, и я его не видела с войны!»? Более сорока лет не видела однополчанина, искала его все эти годы. И вот, наконец, услышала о нем и увидела в телефильме… Но бездушные, злые люди не хотят встречи однополчан. Они, эти люди, конечно, не знали, что ищет меня не однополчанка, а просто солдат Отечественной. Как будто знала Клавдия Ивановна, что не откликнутся эти люди на ее просьбу, если не напишет «это мой однополчанин». Но и это оставило их сердца холодными, а души бесчувственными. Сообщил свой адрес, и завязалась переписка между единомышленниками, а по-фронтовому — однополчанами.
Мы расценили так: на стуле сидел не Шеховцов, а русский герой Иван, который спас от коварного врага-фашиста свою Родину, который тогда защищал свое Отечество и сейчас его защищает. Не важно, какой приговор вынес суд. Было важно, что Вы были представителем русского народа и всех фронтовиков. И мы все незримо стояли за Вашей спиной и ловили каждое сказанное Вами слово. И какой же Вы молодец. Тысячу раз Вам от всех спасибо. Вы так хорошо говорили, и все Ваши слова — это и мои невысказанные слова.
И я так же, как и Вы, всю жизнь живу той жизнью светлой, чистой, какой она была в нашей молодости. И всегда горжусь, что мы тогда 16-летними уходили на фронт. Чтобы меня отправили на фронт, я тогда прибавила себе возраст. Вы меня, пожалуйста, простите за то, что я в письме на телевидение назвалась Вашей однополчанкой. Я не хотела, чтобы там поняли, по какой причине я Вас разыскиваю. А порыв мой был Вас разыскать и сказать: спасибо тебе, дорогой солдат, за ту большую любовь, которой ты любишь свою Родину, и за Россию болеешь душой, и не мог молчать, когда недруги стали глумиться над нашим светлым прошлым, грязью обливать нашу Родину и разными средствами чернить нашу Советскую власть.
Вы правильно сказали на суде, что дело не в Сталине. У этих подонков (а иначе я их не назову) нет ничего святого и порядочного. Навесили себе титулов — писатели, историки, профессора, доктора наук, — а совести ни на грош. И вот злорадствуют, взахлеб пишут статьи и все валят на Сталина. А Сталин не позволял, чтобы кто-то даже словом порочил Советскую власть. Иван Тимофеевич, простите меня за мои сумбурные мысли — я немного волнуюсь. Я знаю, что Вы меня поймете. Иван Тимофеевич, Вы мне позвольте еще одно письмо Вам написать, и, если можно, я буду Вас с днем Победы поздравлять открыточкой, как своих однополчан. У меня их много нашлось, и мы переписываемся. Мы с Вами не служили в одной части, но по фронтовым дорогам шли вместе. Уж так получилось, что и мы с Вами — однополчане.
Знаю, что Вы и сейчас ведете борьбу — это в Вашем характере. У Вас есть оружие — высшее образование и ум. И у меня есть большая любовь к своей земле, к Родине и Советской власти. Мой отец делал Революцию, воевал в Великой Отечественной войне и в 1949 году умер от ран. Я вступала в комсомол на фронте, была комсомольским секретарем батареи. Ваше выступление в суде — это как лекарство от душевной боли. Если я смогу чем-то помочь
