Исповедь сталинского поколения

«Прошу меня простить, я человек старый и малограмотный, но меня очень оскорбил суд. Я искренне присоединяюсь к Шеховцову И. Т. Адамович горько обидел человека, который прошел путь не из легких, войну, имеет награды, мерз в окопах и ходил в атаки, рискуя жизнью для таких, как Адамович. Да и те два с седыми бородами все ищут истину, грязь кинули на Шеховцова. Я видела Адамовича, как он глаза и палец поднял к потолку, как святой, когда объяснял, как заключенные в лагерях шапки кидали оттого, что Сталин умер. Может, Адамович там был и видел? А я видела, как плакал весь народ, и малый, и старый, и я плакала. После смерти Сталина повыпускали тех, кто шапки бросал. Раньше боялись волка, а потом, когда их выпустили, мы боялись их, как гитлеровских карателей. Я хорошо помню тот день, когда амнистия была тем, кто шапки бросал после смерти Сталина. Получила я в кассе взаимопомощи деньги и с сыном поехала на толкучку одежонку купить. Амнистированные расползлись, как крысы, и один открыл мою сумку. Сын закричал, а он на него: „Закрой хайло, слизняк“. Я чуть в обморок не упала, ничего не купила, деньги сдала в кассу. Не могу без содрогания вспоминать того двухметрового детину. Они не работали, а грабили и воровали.

…После 1933 года стали мы жить лучше. Базары становились богатыми, все можно было купить и недорого. И сахар мне запомнился в магазинах — прямо как египетская пирамида. Люди стали радостнее жить. Танцы, песни, но не такие, как сейчас. Выскочат на сцену, как баба-яга на метле, а ребята заросли, — когда поет, рта не видно, но орет здорово, хрипит, как с перепою. Побрякушки в ушах и на теле и косы…

При Сталине И. В. были скромные и песни, и танцы. На поле с песнями идут, с поля — тоже. С лопатами, граблями, тяпками, но с песнями. Сейчас все делают машины, а тогда все вручную и не уставали. До зари песни и танцы. А сейчас что же они танцуют эти плясуны, какие-то обряды делают до изнеможения. Как начнет дергаться, то кажется: сейчас из нее дух вон.

При сталинизме скромней были, одевались бедно, но жить было отрадно. А как началась война, в бой шли молодые и старые. Худо-бедно жили, но зубами грызли врага. Вот если бы не любили Родину и вождей своих, — так не дрались бы. И сумели догрызть врага, а теперь догрызают наших вождей. Как вам, Адамович, рука позволила так писать о Черненко — только тем будто и занимался, что затачивал карандаши Брежневу?.. Больно было по телевизору смотреть на больного Черненко, который столько труда и ума вложил в нашу с вами жизнь, а вы вот так о нем…

Адамович сказал, что Шеховцов якобы мешает перестройке. Зачем так клеветать на человека, а еще писатель! Он и на меня может сказать, что я мешаю перестройке, потому что я описала, как мы жили при Сталине. Вы, Адамович, лопатой не ворочали, учились, добились писателя, руки мозолей не видели. А мы работали, аж шкура трещала. Я не имею ковров, шикарной мебели. Живу скромно, как человек рабочий. Мне нечего на сберкнижку класть. Я люблю свою Родину, землю свою, никогда — сколько ни проживу — другой земли не захочу. Лучше моей Родины нет. Хочу дожить, чтобы погасить свои облигации, — когда мы, голодные, на всю зарплату подписывались на заем.

Иван Тимофеевич, я была искренне на Вашей стороне и мои соседи тоже. Если бы я присутствовала в суде, я бы этим ученым сказала, как это можно такое говорить: кто хорошо говорит о Сталине, тот мешает перестройке?.. Никогда не поверю, что Сталин — убийца. Сейчас взялись за Ворошилова. Читать противно!»

Клепиковская А. В., г. Пермь. «Давно хотела написать Вам, но у меня не было вашего адреса… Контрреволюционеры, враги народа, проникнув в органы Советской власти, прикрываясь партийными билетами, организовывали провокации, репрессии, диверсии, убийства. На преданных Советской власти людей составляли ложные документы и репрессировали их. Контрреволюция репрессировала честных людей, а теперь вину сваливают на Сталина. Мой отец, сельский учитель, был репрессирован по навету председателя сельсовета Вониловского, бывшего белогвардейца и секретаря сельсовета, сына кулака. Но при чем же тут Сталин?

Спасибо Вам за то, что вы защищаете социализм. Почему Вам пишу об этом? Потому что переживаю за падение нашего общества».

Тевзадзе Т. А. 1947 года рожд. Инженер, г. Тбилиси. «Сейчас всему миру известно о войне между двумя народами — азербайджанским и армянским. Это постыдное явление является результатом так называемой „перестройки“, вернее — последнего тридцатилетия. Мне хотелось бы в связи с этим рассказать о таком факте. В Гори у музея и памятника Сталину вместе рядом друг с другом стояли азербайджанцы и армяне. Они были вместе с нами — грузинами и русскими. Так же, как и в прошлые „сталинские“ времена. Там, в Карабахе, друг друга убивают, а здесь, в Гори, у музея и памятника Сталину, были вместе. А потом вечером поднимали тосты за здоровье друг друга, за дружбу, за Сталина, за Родину, за нашу Великую Родину. Вот кем был Сталин для всех нас! Вот как он нас сплачивал. Недавно мы хоронили нашего друга, соседа-осетина, отличного человека и товарища. И там тоже во время христианской трапезы после похорон подняли тост „за того человека, при котором мы все так дружно жили“.

Черкасов Б. П. Ветеран труда, г. Иваново. Письмо на ЦТ. „Восхищен мужеством Шеховцова Ивана Тимофеевича. Адамович и Поликарпов вели себя развязно, смотреть было неприятно. Практически суд рассматривал не исковое заявление об оскорблении Шеховцова, а дело по обвинению И. В. Сталина“.

Байгильдин М. Б., инвалид Великой Отечественной войны. Башкирия. Открытое письмо Адамовичу в редакцию газеты „Советская культура“. „Дважды смотрел фильм „Очищение“ — вечером 22 ноября и утром 23 ноября 1988 г. Это было в санатории, многочисленная аудитория. С большим интересом наблюдал за реакцией зрителей, а потом за ходом обсуждения в санатории. Признаюсь, такой реакции людей на критику вами, Адамович, „сталинизма“ не видел и не ожидал. Громадное большинство людей гневно осуждают вас и вашу позицию. Так что решение суда, вынесенное в вашу пользу, не является вашей победой, скорее всего, является вашим поражением. Да, да! Именно поражением. С полной ответственностью заявляю, что народ отвергает ваши и ваших друзей измышления насчет истории 30–40-х годов. Да и выступили все вы бездоказательно,