Старик склонился еще ближе к очагу, и, казалось, его седые лохмы смешались с языками пламени, а глаза засверкали, как угли.
– Помнишь, Макумазан, давным-давно я рассказал тебе историю?
– Прекрасно помню, Зикали, ты говорил, как ненавидишь дом Сензангаконы и всех королей земли зулу. Во-первых, ты потомок племени ндвандве, которое зулусы истребили и заставили склониться перед собой. Во-вторых, Лютый Зверь Чака прозвал тебя «Тот, кому не следовало родиться», и убил твоих жен. Вот почему ты стал причиной его гибели, давая ему плохие советы. В-тре тьих, ты много лет орудовал против всего могущества королевского дома и все-таки ухитрился остаться в живых. В особенности когда Панда во время суда над Той, что ушла в царство теней, пригрозил тебе в моем присутствии. Тогда ты предложил ему про верить, хватит ли у него смелости убить тебя. А теперь торжествуешь, ловко одержав победу над королевским домом.
– Все так, Макумазан. У тебя крепкая память, особенно касаемо той женщины, ушедшей в царство теней. Моих рук дело, Макумазан, но я совсем запамятовал ее имя, ведь я так стар, и мой разум словно проваливается в черную яму, как и эта женщина. Как же звали Ту, что ушла в царство теней?
Зикали умолк, и наши взгляды встретились сквозь пелену огня. Я не ответил, и он продолжал:
– О, теперь я вспомнил, ее звали Мамина. Разве не ее голос звучит в завывании ветра? Внемли, и ты услышишь.
Я прислушался и вздрогнул, вот-вот наступит кромешная тьма, лишь в скалах Черного ущелья стонет и завывает ветер, нарушая ночную тишину.
– Ну, хватит о ней. Что проку беспокоиться о мертвецах, когда нам самим впору к ним присоединиться. Час пробил, Макумазан. По моему совету глупец Кечвайо поссорился с твоим народом, англичанами. Он посылал своих людей через реку в Наталь, и те убивали женщин, или позволял другим поступать так. Его вестники приходили ко мне за советом. Вот мой ответ: «Пре стало ли потомку Чаки бояться и оставлять злодеев без возмез дия, раз они перешли на другой берег реки, и при этом называть себя королем зулусов?» Тогда этих женщин притащили обратно и убили. Теперь у слуги королевы с мыса Доброй Надежды большие требования, король должен отдать большое стадо волов, выдать убийц и распустить зулусскую армию, чтобы воины отбросили копья и, как старухи, взялись за мотыги.
– А если король откажет?
– Тогда, Макумазан, люди королевы объявят зулусам войну. Они уже собирают солдат для сражения.
– А Кечвайо согласится?
– Я не знаю, его ум колеблется и так и сяк прикидывает, он словно жердь, уравновешенная на гребне скалы. На обоих концах доводов поровну, и если даже кузнечик сядет на один, то сразу решит исход дела.
– И ты хочешь, чтобы я стал этим кузнечиком, Зикали?
– Кто же еще? Поэтому я и привел тебя в землю зулу.
– Ты хочешь, чтобы я посоветовал Кечвайо лечь в могилу, которую для него выроют англичане? Что ж, буду только рад, если он последует моему совету. Не сомневаюсь, поспать ему не мешает.
– Зачем ты дразнишь меня, Макумазан? Пусть Кечвайо бросит упрек в лицо королевского подданного и развяжет войну с Англией.
– Тогда зулусам придет конец, погибнут тысячи, и не только они, но и люди из моего народа. Останется лишь мучиться угрызениями совести. Думаешь, я совсем выжил из ума, или считаешь таким дурным, раз предлагаешь мне подобное?
– Нет, Макумазан, ты получишь кое-что получше. Я мог бы показать тебе, где спрятан скот короля. Англичане нипочем его не найдут, а после войны ты забрал бы столько голов, сколько пожелаешь. Правда, я тебя знаю, и думаю, это ни к чему, ведь ты сразу передашь скот британскому правительству, как однажды передал Бангу, предводителю амакоба, ибо так всегда поступает великий Макумазан!
– Допустим, я соглашусь, Зикали, а что я за это получу?
– Подумай вот о чем. Поверженные в сражении, зулусы никогда более не помешают белым людям творить великие и благие деяния.
– Возможно, хотя я не вполне уверен. В чем я не сомневаюсь, так это в том, что не собираюсь совать голову в ваш улей, не то английские шершни придут в волнение и украдут оттуда мед. Лучше я всецело доверюсь королеве и ее правительству. Поэтому, Зикали, не трать речей понапрасну.
– Так я и думал, – ответил старик, покачивая огромной головой. – Вряд ли ты преуспеешь в этом мире со своей честностью, Макумазан. Что ж, я найду другой способ положить конец дому Кечвайо, злой и жестокий король этого заслужил.
Колдун говорил без удивления и досады, и я убедился окончательно, что он и не рассчитывал, будто я соглашусь повлиять на решение зулусов объявить войну. В то же время он не говорил впустую, нет, в дряхлом мозгу этого карлика созрел какой-то хитрый план, просто он его от меня утаил. Я не мог взять в толк, зачем вообще он завлек меня в страну зулусов. Расспросы ничего бы не дали, и я решил, если удастся, завтра же чуть свет покинуть Черное ущелье.
Зикали сменил тему и заговорил тихо и монотонно, будто сам с собой, о том, как горестна участь тех, кто подобен Садуко, этому призраку смерти, который предал своего господина, принца Умбелази, ради женщины. Похоже, старик был в курсе мельчайших подробностей.
На расстоянии вытянутой руки стояла Мамина с бесконечной тоской в глазах.
Я не отвечал и только ждал удобного случая покинуть хижину, не желая вспоминать о тех событиях. Зикали умолк и погрузился в размышления.
– Тебе надо поесть, Макумазан, – сказал он вдруг. – А я ем мало, больше сплю, ведь тогда меня посещают сонмы духов и приносят вести издалека. Ну
