Между тем Дингаан, уместив свое обширное седалище на троне и переведя дух, подозвал к себе юного Холстеда и сказал ему:
– О Тоомаз, спроси своего брата Макумазана, готов ли он стрелять по стервятникам. Я не желаю упреков в несправедливости. Если он не готов, пусть доделывает свои колдовские снадобья.
Я мрачно ответил, что готов настолько, насколько это вообще возможно.
Тут фру Принслоо, догадавшись, что перед нею король зулусов, двинулась на Дингаана, размахивая зонтом. Она стиснула плечо Холстеда, понимавшего по-голландски, и потребовала от него перевести все, что она желает поведать королю.
Послушайся Холстед, и переводи он именно то, что произносила фру, все мы были бы мертвы через пять минут. По счастью, этот молодой человек, которого угораздило стать пленником Дингаана, очевидно, перенял у него толику змеиного лукавства и коварства за время своего пребывания среди зулусов, а потому подправлял при переводе цветистые выражения фру Принслоо. Вкратце ее речь сводилась к тому, что Дингаан – жестокосердный и кровожадный злодей, которого Всемогущий покарает за сотворенное зло рано или поздно (так и случилось, смею заметить), и что, если он дотронется хотя бы до волоска на голове самой фру и ее спутников и соотечественников, буры сделаются проводниками карающей воли Всевышнего (что, опять-таки, и произошло). В переводе же Холстеда на зулусский вышло, будто фру назвала Дингаана величайшим правителем на свете, сказала, что не было, нет и никогда не будет равного ему в могуществе, мудрости и красоте, и призналась, что, если ей и ее товарищам суждено умереть, лицезрение короля в славе и великолепии утешит их перед кончиной.
– Правда? – с подозрением спросил Дингаан. – Таковы слова этой женщины-мужчины? Ее глаза говорят одно, а уста произносят иное. О Тоомаз, хватит лгать! Переведи мне в точности слова белой правительницы, не то я сам выясню, что она кричала, а тебя отдам палачам.
Холстед не стушевался. Он пояснил, что еще не успел перевести до конца. «Женщина-мужчина», которая, как правильно догадался Дингаан, правит голландцами, говорит, что, если он, могучий и славный король, властелин неба и земли, убьет ее или кого-то из ее подданных, народ белых отомстит, уничтожив самого короля и все его племя.
– Вот как? – откликнулся Дингаан. – Значит, эти буры опасны, как я и думал, а вовсе не мирный народ, каким они старались казаться. – Он погрузился в размышления, сверля взглядом землю под ногами, а затем поднял голову и продолжил: – Что ж, мы заключили соглашение, и потому я не стану истреблять эту горстку, как следовало бы с ними поступить. Скажи этой старой корове-правительнице, что я намерен сдержать свое слово, сколько бы она мне ни грозила. Если маленький сын Джорджа по имени Макумазан сумеет убить своим колдовством трех стервятников из пяти, тогда она и ее подданные смогут уйти беспрепятственно. Если нет, их скормят тем самым стервятникам, по которым он промахнется, а когда белые воины придут мстить, я поговорю с ними. Все, довольно болтовни! Ведите сюда злодеев, чтобы они могли поблагодарить меня за милосердие!
Старика, мужчину и юношу поставили перед Дингааном. Осужденные приветствовали короля воинским салютом.
– О король, – промолвил старший из них, – мы невиновны. Если тебя порадует моя смерть, о король, я готов умереть, и мой сын тоже готов. Но мы молим тебя пощадить этого юношу! Он совсем еще мальчик и способен сослужить тебе добрую службу, когда вырастет, как служил твоему дому я сам много лет подряд!
– Молчи, белоголовый пес! – прошипел Дингаан. – Этот юнец – колдун, как и все вы! Когда повзрослеет, он околдует меня и будет заодно с моими врагами! Знай, что я истребил весь твой род. Так чего ради мне щадить его? Чтобы он наплодил отпрысков, которые тоже возненавидят меня? Отправляйся к духам и поведай им, как Дингаан обходится с изменниками!
Старик, похоже, сильно любил внука и попытался что-то сказать, но стоявший рядом воин ударил его по лицу, а Дингаан воскликнул:
– Что? Тебе мало? Еще слово, и я заставлю тебя убить мальчишку собственной рукой! Уведите их!
Я отвернулся и опустил голову. Моему примеру последовали остальные белые. Но заткнуть уши мы не догадались и потому вскоре услышали, как старик-зулус, которому жизнь сохраняли до последнего, дабы он увидел гибель своих потомков, вскричал:
– В ночь тридцатой полной луны, считая с этого дня, я, ясновидец и прорицатель, призову тебя, Дингаан, в землю призраков, и там ты заплатишь за все!..
Взревев от ярости и страха, палачи накинулись на него и умертвили. Когда установилась тишина, я огляделся. Король, чье лицо пожелтело от испуга, весь дрожал и вытирал пот со лба. Этот дикарь был весьма суеверен.
– Ты поторопился убить этого колдуна, – попенял он охрипшим голосом главному палачу, который был занят тем, что наносил новые отметки на свою ужасную дубину. – Глупец! Из-за тебя я не дослушал его лживое пророчество!
Палач хмуро ответил, что, сдается ему, такого лучше не слышать вовсе, и поспешил куда-то уйти. Здесь я должен указать, что, по странному стечению обстоятельств, Дингаан и вправду был убит приблизительно через тридцать месяцев. Военачальник Мопо, служивший королю и сразивший его брата Чаку, покончил с Дингааном при помощи Умслопогаса, сына Чаки. В последующие годы сам Умслопогас поведал мне о жуткой гибели чернокожего тирана и о призраках, которые явились созерцать его смерть, но, конечно, он не мог сказать, в какой именно день все произошло. Поэтому трудно сказать, сбылось ли пророчество старика-зулуса в точности[49].
Три бездыханных тела простерлись на вершине холма смерти. Король кое-как справился со своим смятением и велел оттеснить зрителей, дабы они наблюдали за моим выступлением, не пугая стервятников. Так что буры в сопровождении караула, которому было приказано убить их, если они попытаются
