...
Разговор у нас получился долгий и местами вполне душевный. Войдя в положение Григория Аникеевича, я согласился предъявить к оплате соль только на ту сумму, которой он располагает. Впрочем, это его не сильно успокоило. Оно и понятно, если я завтра начну на торгу соль продавать, хоть по пять копеек за пуд, перебью цену купчишкам и в первую очередь Строганову. У него своей соли более полутора тысяч пудов, и продает он ее по два алтына, на две деньги дешевле всех прочих, за что его тут шибко сильно "возлюбили".
Отметил для себя, что цены к осени выросли, видимо догоняя спрос. Хотя не Москва конечно, но и не Ненокса, где, по слухам, пуд две копейки стоит. Впрочем, там и технология иная, рассол качать по трубам не нужно, знай себе, рапу черпай да выпаривай. Хотя соль тоже не шибко хороша. Та же, что я привез с Баскунчака, Григорию понравилась: оно и понятно, белая как снег и без всякой горечи, здешняя-то по большей части серая, и горчит слегка, а порой и сильно. Остальные нам не конкуренты, а потому будем делить рынок на пару: он ведет торг в Нижнем Новгороде, во Владимире и Ярославле, Казань, Муром, Рязань и Москва остаются за мной.
Такая постановка вопроса Строганова устроила, хотя при упоминании Москвы он заметно встрепенулся, но промолчал. Видать, не все так просто, не иначе пробовал уже, да московские купцы крылья подрезали? Вполне возможно, народ там во все времена был ушлый, и против других завсегда договаривались, даже если меж собой грызлись постоянно. А вот спрашивать его я не стал, просто прикинул: ныне на Москве сорок тысяч дворов, если считать по три-пять человек на двор, выйдет от ста двадцати до двухсот тысяч населения. При минимальной потребности в десять грамм соли в сутки, в год нужно от двадцати семи до сорока пяти тысяч пудов. При цене в девять алтын две деньги за пуд, выручка будет от двух семисот до четырех с половиной тысяч рублей. Хорошие деньги, но не шибко большие, видимо Гриша еще не в той весовой категории, вот и получил по шапке...
А мне, что с того? Буду на Москве, пригляжусь, что к чему, а к весне построим пяток расшив, и пойдут они за солью. Причем их водоизмещение увеличим как минимум вдвое, благо фарватер промеряли пока шли и вывод вполне однозначный -- пройдут! Так что грех не использовать возможность. Но соль-солью, а у меня и другой интерес есть.
-- Вот еще, какое дело Григорий Аникеевич, -- сказал я. -- Государь наш Иван Васильевич, многие ему лета, в милости своей повелел мне руды искать от Казани и далее по Волге да Каме, а коли найду -- заводы ставить.
Строганов промолчал, явно не спеша обозначить свой интерес к теме. Но невербалика выдала его на корню.
-- А в грамотке государевой говорено особливо, чтоб никтоже иной пять лет там руды не искал и заводов не ладил! -- продолжил я, внимательно наблюдая за реакцией.
Ишь как проняло, когда про заповедный срок услыхал! Заерзал, будто на ежа сел.
-- Однако везде не поспеть, а время идет, посему так мыслю: ежели на паях с надежными людьми дело начинать, оно вернее будет.
Ага, заинтересовался! Самое время брать в оборот.
-- Нашел я на Каме медну руду добрую, эвон глянь, да приглядись! -- сказал я ему, протянув кусок оруденелого древесного ствола.
Строганов покрутил образец в руках, поковырял пальцем, что-то видимо смекнул для себя, но виду не подал. Вернул, не сказав не слова, и стал ждать, что я скажу дальше.
-- А нашли мы ее недалече от русла реки, -- продолжил я, -- Прожилки видел чай? Мыслю так: дерево сие было палое, да солью медной напиталось, потому не сгнило, а в руду обратилось.
-- Не шибко я в рудах смыслю, -- подал, наконец, голос Григорий Аникеевич. -- К чему сей сказ?
