послеобеденного отдыха мы приступили к пробной выплавке серы. Первым делом окончательно просушили сырье в припасенных горшках на малом огне, затем, накрыли их крышками и обмазали глиной смешанной с мелкой глиняной крошкой полученной из кусков заранее обожженной глины. В дальнейшем вместо нее можно будет использовать осколки горшков, которых при таком методе выработки серы всегда в избытке. Во времена Петра I, не особо мудрствуя, для заделки использовали чистую глину, но она и сохнет дольше и частенько дает трещины, через которые часть серы улетучивается. Так что шамотная добавка будет нелишней.
К утру проверили, как идет процесс, разбив один из горшков: результаты обнадежили, серы на стенке горшка осело достаточно много. Проблема в том, что одноразовое использование горшков потребует немало работников для их выделки, не даром Петр I пригнал сюда столько народу. Времени же на то чтобы оптимизировать процесс и тем более изготовить соответствующее оборудование, у меня пока нет. Нам и на Серной горе пока придется подобным способом добывать, но там хоть какое-то количество крупных кристаллов серы имеется. Так что поначалу можно сливки снять, а дальше видно будет.
По уму нужно строить печь постоянного действия, с подачей сырья в область нагрева, например шнеком. Одна беда -- железо тут не годится, разогретая сера его прожигает быстро, да и нет у нас возможности изготовить что-то подобное. На изделия такие габаритов наши судовые кузни не рассчитаны. Так что пока других вариантов пока нет, так что придется использовать самый примитивный способ добычи стратегического сырья.
Разговор с Ласкиревым состоялся вечером, в шатре Шереметьева. Сошлись на том, что закладку серного завода придется отложить как минимум до следующего года: пока нет нужного количества работников, да и не поспеть собрать их до осени. Кроме того, требуется доставить провиант и инструмент, построить укрепления, а это возможно не ранее следующей весны. Посему решили не тратить время и утром отправляться в обратный путь. После чего разговор свернул на дела военные.
-- Эко с двух малых пушек да пищалей твои вои с три сотни ногаев побили, остальные ж едва утекли! -- сказал Иван Васильевич, и добавил: -- Токмо не пойму, чем твои пушки добры, и малы и коротки, а вот поди ж...
-- Сие так, малы да легки, чтоб за войском поспеть, -- ответил я, -- А порох по иному делан, да пули не камены, а чугунные, да уложены в туеса кожаные, в масле вареные. Оттого и бьют злее и дальше.
-- А супротив доброй крепости сии пушки негожи! -- заметил Михайло Дмитриевич. -- Хоть неделю пали, каменной стене убытку не будет.
-- Деревянному тыну, однако ж, не устоять, особливо ежели ядрами бить! -- заметил Шереметьев.
-- Можно и ядрами, но сии пушки не для осады, тут иные потребны, зато в этих и шести пудов веса нет.
-- Однако ж палят они люто! -- согласился стрелецкий голова. -- Пищаль стрелецкую заряжать почитай втрое дольше, а тут эвон как...
-- То пищаль, сначала порох отмерь да засыпь, затем пыж клади, да пулю прибей, да на полку засыпь, -- усмехнулся я, -- А тут заряд с дробом в едином куле разом в ствол прибил, да запал вставил и стреляй. Покуда крымцы али ногаи на полет стрелы доскакать успеют, два раза, а то и три железного гостинца отведают.
-- А скажи-ка, сколь велики у них ядра? -- поинтересовался воевода, -- Мнится мне, шибко сии пушки легки, дабы добрым ядром бить.
-- Ядро гривенок десять, а коли легким дробом снаряжать, по двенадцать золотников пуля, то десять дюжин, а тот, что в тридцать шесть золотников весом -- три дюжины надобно. Заряд же в две трети гривенки, ежели порох нашей выделки, а коли с Муромской зелейной избы, то втрое более.
-- С сотней бы таких пушек, да крымцев в следующем году встретить! -- заметил Шереметьев, -- Года три набегов можно не ждать.
-- Коли государь меди и олова к осени пришлет, к весне успеем и более. Однако пороха много за зиму не выделать, да и ямчуга почитай совсем чуть, серы тож.
