— Кошка сдохла! — повторила мисс Тертли, а я не без садистского удовольствия заметил:
— Инспектор, возможно, бродяге еще можно помочь? Вы же наверняка умеете делать искусственное дыхание? Если он подавился, у него еще есть шанс! Ну же, скорее!
Пинкерсон, посуровев, сунул мне шляпу и пальто и устремился к «бродяге». Я, если честно, просто опасался, что Ламберт простудится насмерть, лежа на холодных камнях, пока мы тут препираемся.
Встав на колени, инспектор уложил бездвижного «бродягу» поудобнее, зажал ему нос и припал губами к его губам…
От звука сочной оплеухи с окрестных крыш взвились голуби и заорал младенец на руках у кого-то из небольшой толпы.
— Что вы себе позволяете! — неожиданно тоненьким голосом выговорил «бродяга», тут же закашлялся и добавил сипло: — Помереть нельзя, тут же мужики целоваться лезут! Развелось извращенцев, навезли этой заразы из всяких Парижей…
— Как это — помереть? — с интересом спросил я, подходя ближе.
Пинкерсон ожесточенно отплевывался. Я принюхался — пахло хорошим туалетным мылом. Должно быть, Ламберт сунул кусочек за щеку, чтобы пускать пену, слыхал я о таком трюке.
— А как люди помирают, мистер, так и я преставился, — охотно ответил несостоявшийся покойник. — Ем я, значит, и так хорошо мне, тепло… А потом раз — в живот будто нож воткнули, ни охнуть, ни вздохнуть, такая боль! Горло сдавило, перед глазами темно, хочу закричать — а голоса нет… И чудится мне, будто встаю я, а по сторонам — люди, кричат чего-то, а на меня внимания не обращают. Думаю, кого убили-то, как это я всё проглядел? — Он прокашлялся и продолжил: — Смотрю вниз — а это ж я лежу! Шарфик мой любимый, обмотки тоже…
Народ притих, внимая откровениям ожившего мертвеца.
— И тут чую, — вдохновенно вещал Ламберт, — кошка о ноги мои трется. Хорошая такая кошка, с буквой «М» на лбу, счастливая, значит… И говорит: пойдем со мной, мил человек, провожу, а то заблудишься с непривычки. Больно уж вы, люди, глупые.
— Кошка говорит? — с глупым видом уточнил мужчина с пышными бакенбардами.
— Ну да! Я сам удивился, мистер, не бывает же такого, чтобы звери человеческим голосом разговаривали! — ответил Ламберт. — И тут до меня, значит, дошло — я ж помер! Потому и кошку понимаю… И так мне страшно стало, я давай обратно в свое тело укладываться — а не лезу!
— Вот почему его судороги били, — со знанием дела воскликнула худая женщина в митенках. — Бедолага…
— Ага, тетенька, перепугался я — не приведи боже! — подтвердил Ламберт и утер нос грязной рукой. — А кошка мне говорит: зря стараешься, после бабкиной отравы никто еще живым не уходил, вот и мне не подфартило. А я, говорит, столько лет у нее жила, мышей ловила…
— Что-о?! — взвыла мисс Тертли. — Это мистер Кин ее сглазил!
— Не знаю я, кто такой мистер Кин, — бодро соврал Ламберт, — а только кошка сказала: я, мол, видела, как старуха что-то в похлебку сыпала. И позавчера видела, и раньше, да не смекнула, соображения кошачьего не хватило. Полизала разлитой похлебки, да и околела. Тоже, говорит, живот болел и в глазах темнело…
— Неправда! — заголосила мисс Тертли. — Инспектор! Что ж вы слушаете, как меня, честную женщину, какой-то проходимец прилюдно поносит? Арестуйте его немедленно!
Пинкерсон посуровел — вообще-то, она была права. Спектакль наш пошел не по сценарию, и пора было сматывать удочки.
— А еще кошка сказала, что я седьмой, всех вместе и проводит, — добавил Ламберт, когда Пинкерсон деликатно завернул ему руку за спину, — но я не успел спросить, что это значит, потому что этот вот мистер ко мне полез… к мертвому! Я так разозлился, что — хоп! — и впрыгнул в свое тело. А оно даже еще остыть не успело!
— Повезло парню… — покачал головой точильщик. — Чудеса прямо.
— Чудеса, не чудеса, — проворчал Пинкерсон, застегивая наручники на Ламберте, — а проверить надо. Постой-ка тут, парень, да не вздумай бежать, ясно?
С этими словами он подобрал миску. Уронил ее Ламберт удачно — на дне осталось еще предостаточно гущи. Жижа, как я понял, отправилась куда-то в недра многослойного тряпья.
— Отправлю в Лондон, в лабораторию, — сказал инспектор. — Пускай узнают, что там. Это для вашего же блага, мисс Тертли! — повысил он голос, видя, что старушка хочет возразить. — Вам же не нужны гнусные сплетни? Кто-то ведь может и поверить этому бродяге.
— Да, уж больно он складно рассказывает, — подтвердил точильщик. — Будто и впрямь
— Мяу, — подтвердила кошка, и все дружно обернулись.
Посреди тротуара сидела серо-полосатая кошка. На лбу у нее полоски складывались в отчетливо различимую букву «М».
Убедившись, что все мы хорошо ее разглядели, кошка уверенно направилась к мисс Тертли, а та вдруг попятилась, отмахиваясь от нее обеими руками:
— Сгинь! Сгинь, пропади! Ты же сдохла! Сдохла!
