Книга для неидеальных родителей, или Жизнь на свободную тему.

— Вот так. Тот, кто всю жизнь жил правильно, все делал хорошо, тот попадает в ад, где надо все время много работать. А вот тот, кто жил неправильно, совершал плохие поступки какие-нибудь, тот не попадает никуда, для него все прекращается.

— Тебе рассказал кто-нибудь про это?

— Нет. Я сам так думаю.

— Умирать тогда, наверное, совсем страшно. Или ад— или ничего. Ничего себе перспектива! — неподдельно изумилась я.

Это была, безусловно, в большей степени картина его жизни, чем смерти: он был почти отличником, стремящимся к безупречному поведению и знаниям с настойчивой подачи его строгой мамы. Все свое свободное время он посвящал урокам, и все равно никак не удавалось получать одни пятерки. Ко мне он попал с сильной тревогой и неумением за себя постоять.

— А я не знаю, что будет со мной после смерти,— честно призналась я. — Может, я буду просто духом, живущим в других мирах, а может, ничего и не будет: я просто умру, и все на этом закончится.

— И вам не страшно?

— Страшно, конечно. Поверь мне, многим людям действительно очень страшно, почти всем, просто в этом не так легко сознаться.

— Ну ладно тогда,— сказал он с явным облегчением и заерзал на стуле.

— Может, мы зря с тобой затеяли весь этот разговор, как думаешь?

— Нет, не зря. Со мной никто об этом не говорил. Но рисунок я оставлю у вас, он получился неаккуратным, мама будет недовольна.

Дети чувствуют сильное одиночество, если такую сложную тему им не удается разделить с друзьями или взрослыми. Им тогда кажется, что они одни боятся смерти, что с ними будет как-то по-особенному плохо и они с этим не справятся. Поэтому они придумали защитные механизмы, которые, кстати, остаются с нами до старости. По данным Ирвина Ялома, американского психотерапевта, активно исследовавшего эту тему, эти механизмы таковы:

— Вера в конечного спасителя. Берет свое начало от всеобъемлющей родительской заботы и защиты. Вера в то, что мама или папа всегда меня пасет, важно только, чтобы они постоянно были рядом.

— Вера в то, что дети не умирают. Это распространенное утешение, к которому начинают прибегать дети (особенно если эту ложную мысль поддерживают их родители).

— Персонификация смерти — наделение ее чертами, образом, ликом. Дети придумали смерть с косой, смерть-скелетину. Все, что угодно, все, что имеет очертания и форму, с чем легче бороться, чем противостоять чему-то неведомому, данному тебе при рождении.

— Высмеивание смерти, вызов ей. Это способ почувствовать себя сильнее и хитрее, чем смерть.

Защитные механизмы, с одной стороны, оберегают нас всех от чрезмерного стресса, с другой стороны, не позволяют взрослым почувствовать конечность собственной жизни, понять, что мы не вечны.

Безусловно, раннее столкновение со смертью может сильно травмировать малыша, но еще никому не удавалось контролировать этот процесс. Люди, животные, насекомые, рыбки все равно умирают, и от этого невозможно оградить ребенка. Но помочь ему пережить эту утрату — вполне посильная задача для любящего родителя.

Горе

Детское горе, пожалуй, чуть больше, чем злость и страх, «разрешено» во взрослом мире. Оно меньше осуждается, запрещается и высмеивается. Но при этом, как ни странно, активно пресекается или подавляется. Хотя горе — не более чем совершенно естественная реакция на потерю. Взрослые узурпировали за собой право переживать из-за проблем и потерь и лишили этого права детей, почему-то решив, что маленьким людям переживать совершенно не из-за чего. А это абсолютная неправда. У детей иногда случаются моменты вселенского, по меркам детского мира, горя, хотя взрослым все это будет казаться сущими пустяками: умер любимый хомячок, потерялась любимая игрушка, сломался любимый компьютер, уехал хороший друг. Все это — ситуации потери (а не только смерть близких людей). А также развод родителей, переезд на другую квартиру или в другой город, перевод из одного садика в другой, вынужденный уход из спортивной секции, смена учителя, окончание школы. Любая из этих ситуаций означает, что нечто, чем он, быть может, очень дорожил, закончилось. Это неизбежно когда-то случается, но тем не менее это — потеря, на которую некоторые дети вполне естественным образом реагируют горем.

В нашей культуре плакать почему-то почти неприлично. Даже когда тебе больно, когда грустно или невыносимо тяжело. Даже когда расстаешься с любимыми или кого-то хоронишь. Если бы вы только знали, насколько это неправильно с точки зрения психологии! Непрожитое, неоплаканное горе делает из людей «живых мертвецов», по-другому не скажешь. Множество взрослых клиентов, обратившихся ко мне за консультацией, чувствовали «эмоциональную тупость», которую они описывали как «ничего не хочется», «ничего не радует, не задевает», «не могу ничем увлечься, почувствовать вкус жизни», «кажется, жизнь уходит сквозь пальцы», «не чувствую, что живу». Почти за каждой из таких историй оказывалась неоплаканная потеря, непрожитое горе.

Людям неприятно видеть чужие слезы, у них портится настроение, появляется вина или непонятная ответственность. И тогда первое, что они говорят, видя плачущего ребенка: «Не плачь, все образуется, все будет хорошо!» И они, как правило, правы в том, что «все будет хорошо», но это потом, когда-то в будущем. А прямо сейчас плачущему ребенку очень плохо: обидно, горько, грустно. И это «плохо» ему разделить не с кем, потому что кое-кто не переносит его слез и старается быстро запихнуть его в будущее, в котором «все будет хорошо». Мне кажется, это происходит из-за того, что мы сами не умеем переживать горе и потому не даем переживать его другим. Грустно, не правда ли?

В старые времена к горю относились мудрее. Кто- то мне рассказывал, что его бабушка, когда он начинал плакать, обнимала его и приговаривала: «Горе-то какое, ну поплачь, поплачь, детка моя!» Слезы проходили сами через 10 минут, и жизнь снова становилась прекрасной. А плакальщицы на похоронах голосили: «Да на кого ж ты нас покинул?! Да улетел наш сокол ясный...», тем самым провозглашая право на горе, поддерживая его и помогая проживать.

У горя тот же механизм, что у злости и страха: если с ним не бороться, оно нарастает, достигает своего пика и постепенно уходит, освобождая от себя владельца, оставляя при этом светлую печаль о случившейся потере. Непрожитое горе висит камнем в нашей душе, мешая чувствовать жизнь во всей ее полноте.

Какое счастье, что маленькие дети все-таки умеют плакать! Как жаль, что, вырастая, многие из них отучаются это делать, потому что когда-то их за это начинали ругать и стыдить. Особенно мальчиков. Для строгих пап опять хочется сделать заявление: мальчики точно так же чувствуют горе, обиду и боль, как и девочки! Часто даже острее, потому что иногда им совершенно некому пожаловаться и получить сочувствие.

Когда-то с учительницей математики моего сына, он тогда был в пятом классе, у нас состоялся такой диалог.

— Представляете, ваш сын плачет прямо на уроке, когда получает тройку!

— Ну конечно, он, вероятно, очень расстраивается. Это означает, что ему не все равно, что он получил. В чем, собственно, сама проблема?

— Ну как же, он плачет!

— А почему бы ему не поплакать, если ему обидно и горько?

— Но он же мальчик!

— И что с того?

— Мальчики не должны плакать, это — слабость!

— Я так не считаю. Более того, вы никогда не задумывались, почему так много молодых мужчин погибают от инфаркта? Потому что их с детства учили сдерживать свои чувства. Они привыкли все самые сильные чувства держать в себе. И когда вдруг переживания становятся слишком сильными, сердце просто не выдерживает такой нагрузки. Я не хочу, чтобы так случилось и с моим сыном, пусть уж лучше плачет, когда ему горько.

— Да... — Она явно озадачилась и задумалась. — А я своей трехлетней дочери запрещаю плакать, говорю, что надо быть сильной...

Позвольте лить слезы вашему ребенку, разделите с ним его горе, и вы окажете ему неоценимую помощь: он будет знать, что он — не один, что всегда есть близкий человек, кто переживет и разделит с ним моменты его «слабости», отчаяния и грусти. Чем интенсивнее детское горе, тем оно недолговечнее.

Есть определенные этапы проживания горя, которые характерны как для детей, так и для взрослых.

1. Ощущение нереальности происходящего. Своего рода шок. Неверие, что это случилось именно с вами. Невозможность поверить в необратимость потери.

2. Фаза страдания. Сильное горевание, частые или почти постоянные слезы. Злость и обвинение в потере. Или, наоборот, чувство вины к тому, кого уже нет. Невозможность концентрироваться на настоящем и тем более на будущем.

3. Постепенное принятие потери. Слез меньше, только периодически, они уже не столь горьки и продолжительны. Появляется возможность постепенно чувствовать настоящее и заниматься чем-то еще, кроме проживания горя.

4. Стадия восстановления. Вместо горя появляется печаль. Воспоминания о потере не вызывают слез. Потеря воспринимается как неизбежное и произошедшее в прошлом. Появляется возможность активно жить в настоящем и планировать будущее с учетом произошедшей потери.

Если по каким-то причинам люди застревают на одной из стадий или выдергивают себя из горя (как правило, с посторонней помощью), не прожив все до конца, то они рискуют изменить свое восприятие от жизни, поведение, здоровье, характер.

Если горе случилось с кем-то из ваших близких и после этого у них сильно изменились привычки, поведение, настроение, характер, то скорее всего им нужна помощь в проживании горя. К давним потерям труднее вернуться и отплакать их, возвратив себе ощущение жизни. Если с вашим ребенком случился сильный стресс и вам трудно помочь ему с ним справиться, отведите его к психологу — это не реклама, это — разумная предосторожность, возможность