Он, должно быть, хотел сесть прямо, но движение оказалось неудачным, и несколько секунд он, зажмурившись, дышал открытым ртом.
– Очень больно? – тихо спросила Шура.
– Ничего, – Ерхайн через силу улыбнулся. – Надо привыкать.
– А я слышала, боль терпеть нельзя, – мрачно сказала она. – Сперва надо обезболить, потом лечить.
– Дайхин так и сделал сначала, – ответил юноша. – Но в походе не всегда есть такая возможность. Нужно уметь терпеть.
Шура только вздохнула – парней не поймешь! Сашка коленку разобьет и в обморок валится, чуть температура поднимется – немедленно в кровать, а этому весь бок разворотило, и ничего. Терпит.
– Сядь ближе. Хотя бы на подлокотник. Да, так. Теперь дай руки, – велел Ерхайн. – Касаться Вещи тебе нельзя, так что – через меня.
Шура несмело вложила ладони в его. Руки у него были, как у ее старшего брата: уже не мальчишечьи, здоровенные, как у взрослого мужчины, с ясно ощутимыми мозолями на ладонях. От чего, интересно? Уж, наверно, не от лопаты, а от меча…
– У тебя руки очень горячие, – сказала Шура. – Жар, наверно…
– Нет. Так надо, – нетерпеливо мотнул головой Ерхайн. – Теперь смотри, только не говори ничего.
– Куда смотреть? – растерялась девочка.
– Мне в глаза.
Сначала она ничего не видела, кроме этих серых глаз, потом вгляделась в непроглядно-черный зрачок, и мир вокруг куда-то делся, заполнился золотистым сиянием, таким же, какое исходило от Вещи, Шура на мгновение ослепла, а когда проморгалась…
Картинка была тусклой и нечеткой, словно виделась сквозь туманную дымку, но с каждым мгновением становилась всё более яркой и объемной, будто кто-то наводил резкость.
Кухня. На окне новые занавески, Шура таких не помнила. Мать хлопочет у плиты, в русых волосах прибавилось седины, в уголках глаз появились новые морщинки, но выглядит она нормально. Огрела полотенцем по спине Валерку, попытавшегося стянуть что-то со стола, видно, обругала – всё, как обычно.
Стоило Шуре перевести взгляд, картинка смещалась, позволяя ей рассмотреть остальное. Вроде бы ничего не изменилось, ну разве что вот занавески эти. И линолеум тоже новый. И чайник у них раньше был не такой.
В кухню широким шагом вошел отец, и Шура невольно подалась вперед: вот он изменился, и сильно! Тоже прибавилось седины, но в остальном… Таким он был лет пять назад, если не больше, когда не началась еще вся эта чехарда с сокращениями на заводе, пока он не начал пить. Это тогда он опустился и обрюзг, мог не бриться по нескольку дней, а теперь выглядел подтянутым, как раньше, и одет был не в старый спортивный костюм, в котором сутками мог лежать перед телевизором, а вполне прилично – джинсы, джемпер… И мать он в щеку уже сколько лет не целовал!
«Да что же там такое? – изумилась Шура, увидев это. – Слышать бы, о чем они говорят…»
И, словно в ответ на ее желание, прорвался звук, тоже нечеткий, будто сквозь слой ваты, но различимый.
– …двойку по химии схлопотал, – сказала мать, возвращаясь к плите. – И ладно бы не выучил чего, так за поведение же!
– Степан! – грозно воззвал отец, и двоечник явился. – Ты что там натворил?
– А чего? – мрачно спросил тот, мигом сообразив, о чем речь. – Я нарочно, что ли, эту пробирку уронил?
– А нет?
– Нет! – заверил Степка. – Она мокрая была и выскользнула.
– А если б ты на себя кислоту вылил, а не на журнал? – поинтересовалась мать, а Шура невольно улыбнулась. Вылить какую-нибудь дрянь на классный журнал было очень в духе Степана.
– Да исправлю я эту двойку! – заверил он, глядя на родителей честными-честными глазами. – Честное слово!
– Пока не исправишь – никакого компьютера, – постановил отец тем непререкаемым тоном, который яснее любых слов давал понять: спорить бесполезно.
Степка и не стал спорить, видно, радовался, что легко отделался, постарался улизнуть поскорее.
– Ну что вот с ним делать? Совсем от рук отбился! – вздохнула мать и вдруг осеклась, взглянула на мужа.
– Как отбился, так и прибьется, – хмуро ответил тот, усмехаясь как-то виновато.
– Пап! – раздался откуда-то, наверно, из прихожей, которую Шура не видела, еще один голос. – Можно, я машину возьму?
– А ты далеко собрался?
– Да я тут рядом, Маруське телевизор довезти надо из ремонта!
Тут Шурка узнала голос – Лёшка, старший брат, значит, уже вернулся из армии.
– Держи, – отец пошарил в кармане, бросил невидимому собеседнику ключи на брелке. – И только попробуй в кого-нибудь въехать!
– Да я осторожно!
– А ужинать?… – спохватилась мать, но уже хлопнула входная дверь, Лёшка убежал.
