шахматных фигур, играя вслепую на нескольких досках одновременно. Ему нравилась его работа, и, несмотря на невысокую заработную плату, которая составляла скромные 90 рублей в месяц[2], его с уверенностью можно было бы назвать по-настоящему счастливым человеком — когда начальник отдела совершенно неожиданно трогал его за плечо и говорил, что рабочий день закончен, домой уходить не хотелось, а ложась спать, он желал поскорей уснуть, чтобы быстрее пролетела ночь, мечтая вернуться в уютную лабораторию и снова окунуться в творческий процесс, часто сожалея о том, что приходится тратить время на транспорт и что нельзя хоть иногда остаться работать на ночь. Таким образом, женившись, будучи студентом на третьем курсе обучения, он понимал, что поступил абсолютно правильно — жизнь красноречиво говорила о том, что иначе остался бы он холостяком на долгие годы. Саша рано стал самостоятельным. Когда его мама вышла замуж второй раз, то переехала к мужу, и Александр остался в квартире единственным жильцом. Но в этом было и преимущество — ему было куда привести свою жену, и они жили отдельно от родителей. Женился он по любви, на ровеснице, тоже студентке, но другого факультета — химического. Звали её Ирина.
Следует сказать, что при социализме на химфак поступали настоящие фанаты этой науки, и Ирина не была исключением. Она обожала химию и после окончания университета устроилась на рижскую парфюмерную фабрику «Дзинтарс» в лабораторию по созданию новых запахов, работа ей нравилась. Ирина тоже была творческой личностью, а потому разделяла увлечённость мужа работой, но в отличие от него, ей легко удавалось сочетать трудовые будни и быт, создавая домашний уют, что выдавало в ней настоящую женщину — ведь только такая женщина способна одновременно варить суп, гладить, смотреть телевизор и читать конспект, готовясь к завтрашнему экзамену, и всё это делать легко, непринуждённо, быстро и качественно, совершенно не напрягаясь. Вдобавок, она относилась к тем редким женщинам, в которых сочетались красота и ум. Даже рождение дочери не нарушило идиллии их семейной жизни, и всё продолжалось до тех пор, пока не перестал существовать Советский Союз, и только тогда они поняли, что двенадцать лет их счастливой семейной жизни пролетели как одна ночь крепкого сна без сновидений.
Большая и тяжёлая, уверенно вращающаяся шестерёнка экономики Латвии вышла из зацепления с мощнейшим механизмом экономики огромной страны, придававшим ей вращение, и стала медленно — в силу высокой инерции, но заметно — в силу неизбежного стремления природы к простоте, останавливаться. Рост энтропии был налицо, но никто не собирался ему противостоять. Наоборот — все активно включились в процесс разграбления страны. В металлолом сдавали всё — от тяжёлых станков и механизмов, до кабелей и канализационных люков,.. как грибы после дождя, выросли приёмные пункты металла, которые скупали и поглощали в любых количествах — медь, бронзу, ртуть, алюминий, сталь и чугун, как голодные и ненасытные монстры, совершенно не интересуясь, кто где что выкопал, нашёл или украл. Каждый участник вакханалии действовал сообразно своему, достигнутому на момент развала страны административному ресурсу — директора заводов и фабрик сдавали металл вагонами, начальники цехов контейнерами, рабочие ящиками, школьники портфелями… Всё шло к тому, что скоро нельзя будет найти на дороге не только ни гвоздика, ни проволочки, но и заводов и фабрик. Население страны превратилось в хищных, безжалостных и беспринципных «санитаров», которые работали азартно и дерзко, превращая всё, что плохо лежит, в ставший после отмены статьи за валютные операции наконец доступным — загадочный, приятный на ощупь с рельефно ощущаемым рисунком, с нежным запахом, напоминающим запах детских переводных картинок, и зелёный — символ счастья под названием американский доллар! Некогда сдерживаемые социалистической моралью и воспитанием самые низменные черты человеческой сущности обнажились, и мир поглотила жадность, алчность и ненасытность, а сила и наглость, обман и хитрость стали доминантой, дающей право не только на наслаждение жизнью, но и на самою жизнь. Появились вишнёвые девятки[3], желающие их помыть и бомжи. Обладание любым автомобилем было той гранью, которая отличала неудачника от человека, осуществившего свою мечту, и каждый стремился эту грань преодолеть. Человек, обладавший автомобилем, считался человеком состоятельным, и вокруг него всегда возникало движение и желание приобщиться к его состоянию. Стоило только едущему по дороге автомобилю остановиться на запрещающий сигнал светофора, к нему подскакивали люди с ведром уже не очень чистой воды и щёткой в руках и начинали размазывать грязь по лобовому стеклу. Они торопились, потому что включение зелёного света светофора давало водителю возможность уехать, не заплатив за навязанный без его согласия сервис. Когда автомобиль заезжал на заправку, к нему подбегали те же люди, только теперь они всеми силами пытались помочь заправить бак бензином с той же навязчивостью, что и в стремлении помыть лобовое стекло. Бомжи, не обращая внимания ни на тех, ни на других, тихо и неторопливо искали своё счастье в мусорных баках.
Чтобы подняться над суетой, наслаждаясь чувством безграничного превосходства и окрыляющей, не требующей дипломов уверенности в том, что ты умней других и имеешь право снисходительно поучать их жизни, с особым удовольствием пополнив свой лексикон великолепной фразой, сразу понравившейся своей мудростью, произнесённой кем-то тоже умным, правда, с большим трудом запомненной, но, безусловно, стоившей того, не раз отрепетированной перед зеркалом, не только давшей возможность с предвкушением представить себя её произносящим, но и наконец, дождавшись этого возвышающего момента, позволяющего произнести её с показным презрением и гедонией — «Если ты такой умный, что же ты такой бедный?», не нужно было знаний того, как проектируются слои кристаллов микросхем и как заставить химические элементы вступить во взаимодействие, чтобы получить запах клубники там, где нет и никогда не было даже картинки с этой ласкающей вкусовые рецепторы ярко-красной ягодой с зелёным хвостиком.
На повестке дня семьи стал извечный вопрос человека, думающего на русском языке — Что делать?!
