перед нами, так что мы смогли добраться до площадки побольше, которая была над воротами.
Там мы построились «стеной щитов» и сражались против датчан, пока Пирлиг и его люди рубили топорами большие ворота.
Я, наверное, кричал на датчан, но теперь не могу припомнить — что именно. Обычные оскорбления. И датчане отбивались с дикой свирепостью. Но теперь на стену взобрались наши лучшие воины, и то и дело появлялись все новые. Их было так много, что некоторые спрыгнули вниз, в крепость, где тоже началось сражение.
Кто-то пнул разбитые остатки улья, послав его вниз, в крепость, и взмыло еще больше пчел, но я был над воротами, защищенный трупами датчан, пытавшихся нас прогнать.
И защитники крепости все еще пытались это сделать.
Их лучшим оружием были тяжелые копья, которыми они делали выпады поверх барьера из трупов, но наши щиты были крепки.
— Нам нужно спуститься к воротам! — крикнул я Стеапе.
Осферт услышал меня. Именно он спрыгнул с вершины ворот, когда мы защищали Лунден, и теперь прыгнул снова.
В крепости были и другие саксы, но их было ужасно мало, и они быстро погибали. Осферту было на это плевать. Он прыгнул на землю как раз между столбами ворот. На мгновение распростерся на земле, потом очутился на ногах и закричал:
— Альфред! Альфред! Альфред!
Я подумал, что это странный боевой клич, особенно из уст человека, который так сильно злился на своего отца, как Осферт, но этот клич возымел свое действие.
Другие восточные саксы прыгнули, чтобы присоединиться к Осферту, который защищался от двух датчан щитом и рубил мечом двух других.
— Альфред!
Еще один человек подхватил крик, и Эдуард с оглушительным воплем спрыгнул с укреплений, чтобы присоединиться к сводному брату.
— Альфред!
— Защищать Этелинга! — крикнул я.
Стеапа, считавший своим первейшим долгом позаботиться о том, чтобы Эдуард остался жив, спрыгнул вниз. Я остался на укреплениях с Сердиком, потому что мы должны были помешать датчанам отбить обратно ту часть стены, к которой были прислонены лестницы.
Мой щит был исколот копьями. Дерево липы расщепилось, но трупы у наших ног были препятствием, о которое споткнулся не один датчанин, чтобы присоединиться к этой груде. И все равно они шли на нас.
Датчанин начал расчищать площадку от тел, сбрасывая их в крепость, и я вогнал Вздох Змея ему под мышку. Еще один ткнул в меня копьем. Отразив выпад щитом, я полоснул Вздохом Змея по гримасничающему лицу, обрамленному блестящим шлемом, но противник увернулся. Я увидел, как он посмотрел вниз, и понял — он думает о том, чтобы спрыгнуть и атаковать моих людей внизу. Я встал на труп и вогнал Вздох Змея под его щит, вывернув клинок, принизивший бедро врага. Датчанин ударил меня щитом, потом рядом со мной оказался Сердик, чей топор врезался копейщику в плечо.
Мой щит стал тяжелым, потому что в нем торчали два копья. Я попытался их стряхнуть, но пригнулся, когда огромный, орущий проклятия датчанин ринулся на меня с топором и замахнулся, целя в мой шлем. Он всем телом врезался в мой щит, любезно сбив с него копья, а Ситрик расколол его шлем топором.
Помню, я видел, как кровь капает с края моего щита, прежде чем я стряхнул поверженного. Человек этот трясся, умирая. Я нанес выпад поверх его тела, и клинок Вздоха Змея задрожал, вонзившись в датский щит.
Подо мной слышались крепнущие крики:
— Альфред! — ревели люди.
А потом:
— Эдуард! Эдуард!
Стеапа стоил трех человек; он убивал, пуская в ход и непомерную силу, и сверхъестественное искусство боя на мечах, но теперь ему помогали. Все больше людей спрыгивало вниз, чтобы построиться «стеной щитов» под аркой закрытых ворот.
Осферт и Эдуард стояли в этой стене бок о бок. Отец Коэнвулф, полный решимости оставаться рядом с Этелингом, тоже спрыгнул вниз, повернулся и поднимал засов ворот. Мгновение он не мог распахнуть ворота, потому что люди Пирлига, вооруженные топорами, все еще рубили массивное дерево, но потом они услышали, как Коэнвулф кричит им, чтобы они прекратили.
И тогда ворота распахнулись, и под восходящим солнцем, под дымом, среди кружащих пчел мы привели в Бемфлеот смерть.
Датчане были застигнуты врасплох нашим нападением. Они думали, что люди Стеапы отступили на рассвете, а вместо этого мы пошли на штурм. Но внезапность нападения не уменьшила их решимости и не подарила нам большого преимущества. Враги быстро оправились, они мужественно сражались, и, если бы мы не заставили пчел присоединиться к бою, датчане наверняка отбили бы нашу атаку. Но человек, которого кусает рой разъяренных пчел, не может как следует сражаться, поэтому мы ухватились за этот маленький шанс добраться до парапета.
А теперь мы открыли ворота, и саксы перебирались через ров и врывались в крепость… И датчане, ощутив, что случилось непоправимое,
