– Евсевий, почему не все твои люди принимают участие в празднике? Говорят, на твоём корабле есть девица, не желающая почтить наших богов. Приведи её к нам.
– Она не придёт, Феликс. Хочешь, я и за неё принесу в жертву барана?
В разговор вмешался корсиканец:
– Зачем нам баран? Нам нужна девица! Приведи её, пусть воздаст честь покровителям Корсики.
– Девица никуда не пойдёт.
Корсиканец вопросительно посмотрел на губернатора. Тот подмигнул соотечественнику, при этом вслух произнёс:
– Хорошо, как знаешь, Евсевий.
Спустя некоторое время Феликс подозвал охрану и слуг и отдал тайный приказ:
– Сирийскому купцу Евсевию наливайте вино до потери сознания. Его людей придержите, разведайте, есть ли кто-нибудь на его корабле, кроме девицы.
Подчинённые тотчас направились исполнить указания господина.
Через два часа скорбную Юлию силой доставили к Феликсу Саксо.
На остров опускались сумерки, словно желая скрыть непорочную красоту девушки. Неистовое торжество продолжалось, корсиканцы заметно опьянели. Тех, кто не мог от количества выпитого вина удержаться у стола, оттаскивали и клали на траву. Среди спящих корсиканцев Юлия увидела и Евсевия.
Губернатор обратился к молодой особе:
– Девица, воздай хвалу богу и присоединяйся к пиру.
На что Юлия спокойно заметила:
– Я и так постоянно восхваляю Бога, прославляю Его и возношу почести.
– Если ты чтишь богов, принеси жертву и Баал-Хамону, мы дадим тебе отведать самого лучшего вина с Сицилии.
– Христос мой Бог, разве могу променять Его на идола?
Феликса начал раздражать разговор с чужеземкой:
– Принеси жертву и будешь свободна.
– Свобода там, где дух Господень, дух Господа моего Иисуса Христа.
Губернатор отдал приказ проучить непокорную девушку. Юлию стали таскать за волосы, пинать, несколько раз ударили по лицу до крови.
Феликс, развлекаясь унижением невинной женщины, уверенный в её покорности, спросил:
– Ну, теперь согласна?
– Нет.
Ответ Юлии вывел губернатора из себя:
– Высечь её.
С девушки стянули одежду, связали руки, бросили на землю, принялись жестоко избивать, каждую секунду ожидая от стойкой чужеземки крика пощады.
Но Юлия молчала. Язычники не услышали от девушки ни стона, лишь слёзы тонким ручейком орошали усталое лицо. В душе же мученица непрестанно взывала к Богу: «Господи! Благодарю, что даруешь пострадать за Тебя. И Тебя били и распяли ради меня, потерплю же и я ради Тебя! Только молю, Господи, не оставь Евсевия и этих язычников, которые не ведают, что творят. Спаси их души ради души рабы Твоей. И да свершиться воля Твоя. Тебя, Господь, больше всех любила я в своей жизни, и к Тебе стремится душа моя! Не отринь меня, Боже мой. Даруй выдержать всё, что предуготовил рабе Своей».
Губернатор, наблюдавший за кровавым зрелищем, жестом остановил мучителей, приказывая еще раз вопросить полуживую Юлию:
– Узнайте, готова ли воздать хвалу Баал-Хамону? Если не может говорить, пусть кивнёт, и оставьте её.
Погружённая в молитву мужественная христианка с трудом воспринимала реальность. На очередной вопрос язычников девушка могла лишь отрицательно качнуть головой.
– Господин Феликс, глупая девица по-прежнему упорствует! Что прикажешь?
– Не хочет по-хорошему, так пусть же сама и будет жертвой богу. Отрежьте её груди и киньте на скалы в дар Баал-Хамону. Саму же девицу распните на кресте. Пусть умрёт, как и её ничтожный Бог.
Избитую и измученную Юлию за волосы потащили на крест.
XV
Евсевий проснулся утром следующего дня. Слуги, окружившие господина, оживлённо переговаривались и отводили глаза в сторону. Купец окинул взором место вчерашнего пиршества. Разбросанные лавки, столы с остатками недоеденной пищи, назойливые собаки, стремящиеся утянуть со стола массивную кость.
