При Екатерине же практически во всех старинных городах Руси случились массовые пожары, после которых города обрели новую планировку — прямые, широкие проспекты, проложенные поверх пожарищ.
В настоящее время во всей стране практически не найти архитектурных памятников доромановской эпохи. Куда ни погляди — XVII век и позднее.
От более ранних строений сохранились в лучшем случае подвалы.
Но семьсот лет — это все-таки много. И при Александре I многочисленные следы еще оставались. Как архитектурные, так и документальные.
В частности, в огромном собрании Мусина-Пушкина еще в эпоху Екатерины было 1725 рукописей, и оно активно разрасталось. В его коллекцию поступали целые библиотеки. Так, к нему перешли полностью библиотека профессора Московского университета А. А. Барсова, часть книжного собрания и рукописей историка и поэта И. П. Елагина. Книжные редкости завещал Алексею Ивановичу архангельский архиепископ Аполлос (Байбаков). К нему со временем перешла и библиотека архимандрита Иоиля. Библиотека историка И. Н. Болтина была куплена императрицей специально для собрания А. И. Мусина-Пушкина. Большая часть книг и рукописей историка В. Н. Татищева также влилась в собрание.
Словом, это был огромнейший архив, который целиком, за исключением двадцати рукописей, сгорел в пожаре Москвы.
— Кхм, — кашлянул я. Как-то неожиданно пришлось.
— Причем, — уточнил Володя, — поджигали Москву отнюдь не французы. Наполеон пытался остановить пожары. Его солдаты ловили поджигателей, судили их, казнили. Но…
Суд над поджигателями. Картина художников Наполеона
— То есть вы хотите сказать, что Наполеона специально заманили в Москву, чтобы под этим предлогом уничтожить древние документы?
— Не только документы, но и древнюю архитектуру Москвы. Потому что горело преимущественно вокруг Кремля. То есть наиболее древняя часть города.
— Ветхая?
— Ну, французские офицеры в своих воспоминаниях характеризовали это иначе. — Володя поискал на книжной полке блокнот. Потом открыл его и зачитал: — «Вид на эту столицу с холма, откуда Москва предстала перед нашим изумленным взором, — записал в дневнике 21 сентября 1812 года Фантен дез Одар, — как будто перенес нас в детские фантазии об арабах из сказок тысячи и одной ночи. Мы были внезапно перенесены в Азию, так как [то, что мы видели] уже не было нашей архитектурой… В отличие от устремленных к облакам колоколен наших городов Европы, здесь тысячи минаретов — одни зеленые, другие разноцветные — были закруглены и блестели под лучами солнца, похожие на множество светящихся шаров, разбросанных и плывущих над необъятным городом. Восхищенные этой блестящей картиной, наши сердца забились сильней с гордостью, радостью и надеждой» [Fantin des Odoards L.-F. Op.cit. P. 331–332.]».
Кварнеги. Теремной дворец и собор Спаса на Бору
— А вот другое свидетельство, — Володя перелистнул страницу и прочел дальше: — «Польский граф майор П. Дунин-Стжижевский в письме жене отметил, что город „нам показался в высшей степени великолепным… Все дворцы огромны, обладают непостижимой роскошью, их архитектура, их колоннады восхитительны. Интерьеры этих огромных строений украшены с отменным вкусом; начиная с вестибюлей, лестниц, вплоть до чердака — все совершенно. Я видел очаровательной работы статуи в натуральную величину из античной бронзы, держащие канделябры в 20 свечей“. И далее: „Французы, сами столь гордящиеся Парижем, удивлены величием Москвы из-за ее великолепия, ее роскоши, которая соответствует найденным здесь богатствам“. [П. Дунин-Стжижевский — жене. Москва, 12 октября 1812 г. // Ibid. P. 79.]»
— И еще:
«Мы были поражены чудным видом Москвы, и авангард с восторгом приветствовал город криком: Москва! Москва! — пишет Labaume. — Все бросились на высоту и наперерыв один перед другим открывали и указывали друг другу новые красоты. Дома, выкрашенные разными красками, купола, крытые железом, серебром и золотом, удивительно разнообразили вид; балконы и террасы дворцов, памятники и особенно колокольни давали нам, в общем, картину одного из тех знаменитых городов Азии, которые до тех пор мы считали существовавшими только в воображении арабских поэтов».
— Арабских?
— Ну да. Так сказать, «О, дивный Восток! О сказочный край!»
— Так, стоп, — я замотал головой. — Вы тут распинались, что древних памятников на Руси не осталось. Дескать, все уничтожены злодеями Романовыми. А как же Дмитриевский собор во Владимире, Георгиевский в Юрьеве Польском, храм Покрова на Нерли… Что такого сугубо арабского, или хотя
