по прокуренному и заваленному картонными ящиками и обертками от продуктов, между сидящими в ходках зеками сбежавшихся отведать домашних «центряков» как тут говорят бродил Серый, Димин помощник и собирал с мужиков дань, под предлогом наполнения общака для нужд братвы и поддержки братского хода. Кто-то из мужиков возмутился, что обирают последнее не известно для чего и куда, на что Серый начал объяснять, что правильные пацаны страдают за общее значит и за мужиков тоже. Надо поддерживать тюремную движуху. Обстановка начала накаляться, кто-то выкрикнул, что кони распоясались и ведут себя уже как блатные (конь – это масть зека, прислуживающего блатным, так их называли осужденные между собой, а в глаза говорили – помощник). В итоге чуть не началась драка. Когда все утихло, кто-то сказал, что это все пошло от экономических (осужденные по экономическим статьям), барыги препятствуют налаживанию тюремного движа, не хотят делиться наворованным с правильными пацанами страдающих за мужиков имея в виду что оказывают сопротивление давлению администрации.
На следующий день, блатные начали подтягивать в «Ленинскую комнату», всех у кого были иски и экономические статьи. Да, да именно так она и называлась или еще «красный уголок» по всем традициям марксизма – ленинизма. Правильные пацаны хорошо устроились в этой комнате, выделенной в тесном бараке для перевоспитания зеков с наглядной агитацией на стенах, типа «тебя ждут дома», до инструкций с рисунками о том, как нужно стричь волосистую часть головы, чтобы стать примерным осужденным. Так вот мужик в эту комнату не мог зайти, там проводили сходки блатные устроив там конечно же с разрешения администрации что-то вроде блат хаты словно в насмешку над агитацией висевшей на стенах с призывами стать на путь исправления. Заходившие в эту комнату если успевали, выпрыгивали в окно со второго этажа, иначе их избивали до потери сознания. Обратиться за помощью было не к кому, так как все понимали, все это исходило от оперов, они дали, как тут говорят, «зеленый свет» на выколачивание денег из осужденных за так называемые экономические преступления. Это очень приветствовалось администрацией, не гнушались ничем от ремонта барака за деньги осужденных, до покупки ментам новых мобильников и это были цветочки. Не зря зону в Бобруйске называли «коммерческой» имея ввиду что здесь все можно купить.
Когда позвали Андрея, он зашел, понимая, что из этой комнаты только два выхода – победитель или побежденный. Если изобьют, то уже потом все – сломают и до конца срока будет стоять на пикете или мыть блатным посуду, если сможет дать отпор, неважно какой, силовой или моральный, главное отпор, то победит их и на какое-то время они отстанут.
В комнате перед ним сидели трое зеков, один стал за спиной прикрывая дверь, чтобы не дать убежать из комнаты.
– Ну что, начал один из них, – он недавно заехал за кражу, поговаривали, его папаша был каким-то крупным начальником, не смог его отмазать. Странно, что он был среди блатных, потому как по понятиям он не имел абсолютно никакого отношения к уголовному миру, случайный мажор, но времена изменились, да и зона, как уже говорили коммерческая, так что удивляться нечему – есть запасы?
На Андрея словно опустился, какой-то туман, все очень замедлилось вокруг, стало словно приглушенным. Даже голоса доносились не сразу, словно проходили, через какой-то фильтр. Уверенность в себе охватила все его существо, он подумал, что на воле эти бы черти мыли ему машину и преданно заглядывали в глаза.
– Послушайте, я иностранец, меня посадили в тюрьму в вашей стране, не дав возможности даже как следует защитить себя в суде. От меня отвернулись близкие. Когда я поднялся на зону, мне никто не помог ни словом, ни делом, только постоянно требуют от меня какие-то деньги. По понятиям, мне должны были оказать поддержку, хотя бы словами. Так же нельзя, ну ладно лягавые меня прессуют, но вы же не должны этого делать, правильно я понимаю, если мы говорим о понятиях.
Это вызвало небольшое замешательство, но в разговор вмешался молодой зек, ему было от силы лет двадцать, его недавно перевели из другого отряда, там он с кем-то из блатных «закусился», вот они его и поставили на лыжи. Вчера Андрей слышал, как этот типа бандюган возмущался, что у него из посылки что-то забрали контролеры, говорил «мне мамка купляла, а они гады отмели». Это слово «мамка» поразило тем, что произнесено тем, кто должен отрицать не только подачки от легавых в виде разрешённых посылок и передач, но говорить в соответствующем тоне.
– Ты не понял, никто не собирается отбирать у тебя все сало сразу, – выдавил из себя молодой стараясь придать своим словам уверенность. – к тебе же передачи и посылки заходят?
– Нет, ответил Андрей, – я же сказал у меня никого нет.
– Так в списках твоя фамилия, – не унимался тот.
– Да, я давал свою фамилию, но посылки приходили на других, мне за это давали пару пачек сигарет. Так обычно поступали те, кто имел право на получение посылок, но некому их было отправлять и за сигареты давали это право другим, у кого такая возможность была.
Это вызвало некоторое замешательство среди присутствовавших. В комнату зашел Дима
И с удивлением обнаружил, что ничего не происходит и у Андрея на голове еще не разбили табуретку, спросил с ноткой удивления в голосе:
– Ну что как у вас тут дела?
Неожиданно пикетчик заорал:
– Бегут контролеры. Это значит, в локальный участок зашли лягавые и бегут к бараку. Всем нужно прятать запреты и быть готовым к шмону.
– Ладно, всем рассыпуха, – скомандовал Дима.
Это спасло Андрея от возможных последствий беседы в «Ленинской комнате». Но он понимал, что они не успокоятся и снова продолжат давить его с
