«Ц.И.К. С.С.С.Р.
Николая Владимировича Скоблина Заявление
12 лет нахождения в активной борьбе против Советской власти показали мне печальную ошибочность моих убеждений.
Осознав эту крупную ошибку и раскаиваясь в своих проступках против трудящихся СССР, прошу о персональной амнистии и даровании мне прав гражданства СССР.
Одновременно с сим даю обещание не выступать как активно, так и пассивно против Советской власти и ее органов. Всецело способствовать строительству Советского Союза и о всех действиях, направленных к подрыву мощи Советского Союза, которые мне будут известны, сообщать соответствующим правительственным органам.
Н. Скоблин 10 сентября 1930 г.».
Скоблина приятно порадовала обязательность советской разведки — обещали денег и прислали, хотя он еще ничего не сделал. Николай Владимирович немедля откликнулся благодарственным посланием Ковальскому.
«3 октября 1930 г.
Дорогой Петя!
Большое спасибо за присланные тобой деньги в счет долга, которые я получил.
Надежда Васильевна благодарит за поздравление и за привет.
Ожидаю твоего письма с переданным моим, так как хочу писать дальше, почему и интересно мне, что ты напишешь по этому поводу.
У меня всё благополучно, работы по горло, подробно сообщу завтра.
Ну, будь здоров.
Обнимаю тебя
твой Николай».
В Иностранном отделе желали получить уже нечто более существенное. В венскую резидентуру ушло указание: «Ждем от вас доклада „Фермера“». Сообщите, каковы перспективы в отношении работы (а не только согласия «Фермерши»).
Началась повседневная работа. Николая Владимировича Скоблина и Надежду Васильевну Плевицкую, завербованных Ковальским, принял на свое попечение резидент ИНО ОГПУ в Вене. Он отправил в Москву свои комментарии:
«Я лично считаю, что Скоблин довольно искренне пошел на наше предложение работать с нами. Денежный вопрос был выдвинут Скоблиным только под давлением Плевицкой, которая имеет огромное влияние на Скоблина. Уверен, что от Скоблина мы получим много интересующих нас сведений не только по центру РОВС, но и по периферии его полка, так как Скоблин периодически получает донесения от своих объединений. Благодаря Скоблину мы сможем расширить сеть нашей агентуры во всех странах не только Европы, но и Америки.
По моему мнению, целесообразно было бы связать Скоблина с строго законспирированным лицом в Париже, которому поручить полную проработку Скоблина, обязав Скоблина (это на словах уже сделано мною) передавать нам всю переписку немедленно по ее получении.
Лицо, связанное с Скоблиным, должно обладать гибкостью и быстротой связи, так как, по моему мнению, некоторые документы, которые будет вручать нам Скоблин, должны ему возвращаться через один-два часа. Необходимым средством для связи с Скоблиным должен быть автомобиль, во-первых, ввиду того, что Скоблин живет в трех километрах от Парижа, а во-вторых, это средство более удобное для избежания слежки.
При желании расширить благодаря Скоблину сеть нашей агентуры нахожу необходимым при лице, связанном с Скоблиным, иметь нашего человека, хорошо владеющего языками, как вербовщика, так как таким образом сведения, полученные от лиц, завербованных при содействии Скоблина, можно будет на месте проверять — с данными, полученными через Скоблина и немного очищаться от лжи.
Скоблин, я полагаю, должен сейчас активизировать свою работу в РОВС с заигрыванием с монархистами и постараться получить предложенную ему должность заведования контрразведкой, этим мы, я полагаю, получим и часть контрразведки французов.
Что касается просьбы Скоблина об окладе, то я думаю, что надо удовлетворить, но не с предыдущей задачей, а с последующей, то есть не за месяц вперед, а за месяц назад. Выдачу ему пяти тысяч франков я считаю обязательной».
Связь с генералом поддерживалась через Ковальского. Скоблин отправлял ему в Вену письма, написанные симпатическими (невидимыми) чернилами, дополнительно шифруя наиболее важные положения. В ту пору это считалось вполне достаточной мерой предосторожности. Шифр был примитивный. Но в резидентуре исходили из того, что Скоблина никто и ни в чем не подозревает, поэтому его корреспонденция не перехватывается и к специалисту-контрразведчику генеральское послание в руки не попадется.
Николай Владимирович с видимым интересом пробовал себя в непривычной роли разведчика. Он явно был рад — и не только деньгам, хотя ежемесячный оклад от разведки имел значение. Почти десять лет он зависел от жены. Мужчины, которые получают меньше своих жен, чувствуют себя отвратительно. Теперь он уравнялся с Надеждой Васильевной. Многие годы он всего лишь состоял при жене, жил ее заботами, сопровождал на концерты и гастроли. Наконец, у него появилось собственное серьезное дело. И какое! К нему обратилась за помощью Красная армия. Значит, его военный опыт чего-то стоит, значит, его ценят в России. Внимание Москвы ему льстило.
