Они лежали рядом с весами. Ветка спросила:
– Бараньи?
– Нет, говяжьи, – ответила продавщица и стала рассказывать, как их готовят. – Вообще-то, это больше для мужчин, а не для женщин.
– Сейчас нет никаких мужчин, – сказала женщина, разглядывающая филе.
– Ну не скажите, – Ветка сказала.
Все посмотрели на меня.
– Значит, вам повезло, – сказала женщина.
– Если мужчину мясом кормить, он и будет мужчиной, – сказала продавщица.
Обсуждали мужчин.
– Если любит, то и мужчина…
Между тем Ветка продолжала коситься на говяжьи яйца. Я испугался, что купит.
– Пойдем.
Увел.
С этой же продавщицей у меня был разговор месяц назад. Попросил мясо получше, «а то жена домой не пустит». Она восприняла мои слова очень серьезно:
– Какие мужчины пошли пугливые!
И добавила:
– Были бы с женщинами строже, все бы у нас по-другому было!
Сон Коли Федорова. – Двор. Снег. Огромная очередь. Федоров, я и Григорьев стоим где-то в хвосте. Снимают фильм по моему сценарию, и эта очередь – тех, кто пробуется на главную роль. Григорьев и Коля пытаются уговорить меня воспользоваться положением (я ж автор сценария) и пройти так, в обход… А я не хочу. Вот и стоим.
Друг-писатель попросил сочинить стишок в роман – «про животных». Не помню, оглашено ли было в частном порядке, но поутру на трезвую голову вспомнилось:
Что было сначала, уже не вспомню. Что-то было. Я где-то не дома. Передо мной книги – их пять, толстенькие, в бумажных обложках. На каждой свой номер. Сборники чего-то художественного. Я знаю, там, во втором – рецензия на мою повесть. Надо бы прочитать. Листаю, нахожу, вот она. Короткие строчки, иногда лесенкой. Первую страницу рецензент посвятил себе самому. Пишет о своих заслугах. Он сконструировал печь, которую сейчас внедряют в Соединенных Штатах. Перелистываю. А вот и обо мне. Повесть ему, говорит, понравилась. Он удивлен: я для него новое имя. Кто я – не знает он – писатель? инженер? строитель?.. Далее рецензент распространяется об особенностях своего восприятия, но как-то очень сумбурно. Я вчитываюсь, я добросовестно пытаюсь понять смысл его рассуждений. А смысла никакого нет. Набор фраз. Начинаю сначала и – опять вязну в тексте, уже не могу разобрать ни одного слова. Абракадабра. Внезапно догадываюсь, что моя повесть напечатана в этом же сборнике. Листаю, ищу. Ага! Вот моя фотография: подбородок и часть бороды, остальное не влезло. Недоумеваю, почему поместили такую? Это же брак! Вижу название и ужасаюсь: «Предназначение человека». Они изменили название! Кто им позволил!?. Так по-дурацки я никогда не назову свою повесть!.. Я возмущен. Хочу вспомнить – мое, настоящее – и не могу!.. Почему я забыл? Где она?.. Почему вместо нее что-то другое? Вот страница, сложенная гармошкой… Разворачиваю – длинная лента – подборка стихов каких-то поэтов… Где моя повесть? О чем она? Мне страшно за повесть, я боюсь ее потерять. Изнуряю рассудок, вспоминая, о чем же я написал, – долго, отчаянно – до самого пробуждения, – в момент которого вдруг понимаю, что повести нет.
Первый. Мы давно не смеялись. Давай посмеемся.
Второй. Давай.
Первый. Начинай. Ты первый.
Второй. Сейчас.
Первый. Ну?
Второй. Сейчас.
Первый. Ну?
Второй. Подожди минутку. Сейчас.
