Последние замедленные шаги, и вот они стоят лицом к лицу, почти одинакового роста, и похожие и страшно не похожие друг на друга. Легко теоретически декларировать свою солидарность со всеми братьями по разуму, и совсем другое дело — встречаться с такими «братьями» с глазу на глаз. И чувствовать впереди полную неизвестность. Что последует через мгновение — дружеский жест или смертельный выпад?
Некоторое время они смотрели друг на друга, потом мезоец мягким жестом указал на лежащего человека и не отошёл, а скользнул на несколько шагов в сторону — так текучи, слитны были его движения. Лобов с колотящимся от волнения сердцем склонился над закованным в нейтрид человеком и повернул лицом к себе. Да, это был Клим! Живой и невредимый Клим! Он мирно и сладко спал, слегка приоткрыв рот. Чёртов Клим, доставивший столько беспокойства и тревог! Лобов был готов и обнять и побить его. Вспомнив о мезойце, он поднял голову, чтобы хоть как-то выразить свою благодарность. Рядом никого не было. Лобов растерянно вскочил на ноги и осмотрелся. Своей текучей скользящей походкой, будто плывя над песком, мезоец уходил по направлению к скалам.
— Эгей! Подождите! — крикнул Лобов.
Продолжая своё призрачное движение, мезоец непринуждённо повернул голову назад и сделал тонкой рукой лёгкий, но очень выразительный жест. Не понять этот жест было невозможно. Лобова просили оставаться на месте. Командир «Торнадо» стоял как изваяние. Он не понимал, почему мезоец уходил. Если хотел избежать встреч с землянами, то мог уйти и раньше, оставив Клима возле унихода. Может быть, охранял его? И вдруг Лобова озарило! Вспомнил, что мезоец был в респираторе, изолирующем его от окружающего воздуха, заражённого нейротиками. Это один из колонистов, что ведут тяжелейшую борьбу за восстановление былого величия своей расы и просят земной помощи. Они спасли Клима, а теперь, продемонстрировав свою причастность к этому акту, снова уходят в неизвестность. Они дают людям время подумать и разобраться в происходящем.
Когда мезоец оказался возле скал, в одной из них распахнулась безукоризненно замаскированная дверь. Гибкая фигура на мгновение замерла возле неё с поднятой рукой, как бы предлагая запомнить место, изогнулась и исчезла.
Лобов запоздало замахал рукой, постоял, вглядываясь в скалы, наклонился к товарищу, поднял на руки и уложил на заднее сиденье унихода. Склонившись над спящим Климом, он задумался: разбудить его или спящего доставить на корабль?
Клим сам решил эту проблему. Левая рука, лежащая на груди, соскользнула, ударилась о пол машины, и он проснулся.
— А, это ты, Иван! — довольно пробормотал Клим. — Униход нашёлся, значит! — И спросил озабоченно: — А где Штанге?
Лобов было замялся, но потом твёрдо ответил:
— Штанге на своём корабле.
— Пришёл в себя? Я так боялся, когда он угнал униход! Он был совсем больной. А Алексей?
— Жив и здоров.
Клим сонно засмеялся:
— А Нил у нейротиков, они его лечат. Он ведь совсем расщепился.
Лобов насторожился:
— У нейротиков?
Клим, не отвечая на вопрос, с трудом сел и жалобно проговорил:
— Если бы ты знал, Иван, как я устал и как хочу спать! Сколько я отсутствовал — неделю? Наверное, уже похоронили меня?
Лобов грустно улыбнулся:
— Ты отсутствовал шесть часов, Клим.
— Шесть часов? Мне казалось, что прошёл целый месяц, честное слово.
Штурман провёл по лицу ладонью и опять пожаловался:
— Если бы ты знал, как я устал! Мне надо спать, а то я сойду с ума, как Штанге или Гор. Но сначала скажу тебе про нейротиков.
— Ты можешь рассказать и потом, — мягко сказал Лобов.
— Что ты! Если я усну, то все забуду. Они специально предупредили меня. Я и так уже забыл кое-что, пока лежал тут. Понимаешь, я шёл к «Торнадо», да сил не хватило. Лёг отдохнуть и уснул. Как ты меня нашёл?
— Тебя нашли мезойцы.
Клим нахмурил брови:
— Мезойцы? Ты что-то путаешь. Мезойцы — это всего лишь машины, эффекторы. — Он задумался. — А-а! Ты говоришь о тех, что прячутся под землёй? Бедные! Они так и не верят, что нейротики уже давным-давно пережили пору своего детства и юности. Перебесились, так сказать, как перебесились и мы, люди.
Клим замолчал. Лобов осторожно прикоснулся к его плечу:
— Может быть, тебе ввести тонизатор?
Клим испуганно вскинул голову:
— Ни в коем случае! Ты испортишь картину. Ведь нейротики просто записали все сведения в моем мозгу, понимаешь? Как мы записываем данные в памяти логических машин.
Присмотревшись к лицу Лобова, он засмеялся:
— Ты не думай, Иван, я не сумасшедший. Был, правда, немного не в себе, но это давно прошло. С экипажем «Ладоги» получилось гораздо хуже. Но разве можно винить нейротиков? Им трудно сразу разобраться в макрособытиях, масштабы велики. Они и понятия не имели, что мы разумны, и вообще, нейротики первый раз имели дело со средой такой сложности, как человеческий мозг. Что за сферы были у них до нашего появления? Насекомые, рыбы, амфибии, ну и ящеры. А тут сам человек, хо— мо сапиенс!
Клим, сожалея, мотнул головой:
— К тому же, вот беда. Штанге и Гор сами виноваты — напичкали себя унивакциной! Ведь что получилось: нейротики с превеликим трудом разбираются в хитростях нашего мозга, а унивакцина создаёт им все новые и новые преграды. Унивакцина для нейротиков что-то вроде стихийного бедствия — землетрясения, урагана или наводнения. Разве тонкое дело сделаешь хорошо в такой обстановке? Ну и напортачили. Штанге — это же глыба камня, а не человек — попросту сломался в конце концов и сошёл с ума. У него появилась навязчивая идея. Ему все чудилось, что нейротики хотят завоевать Землю. А у Гора с волей слабовато, так у него, как при шизофрении, произошло расщепление личности. Лучше всего сложилось дело у Родина, хотя он главный виновник всех бед. Ты с ним виделся?
— Виделся, — кивнул Лобов. — Он уже здоров и рассказал мне много интересного.
— Так и должно быть, — убеждённо сказал Клим, — с ним имели долгий контакт мезойцы-колонисты. Судя по всему, колонистам удалось рассказать ему всю мезойскую историю. Надо расспросить его как можно быстрее, а то он все перезабудет!
— Не волнуйся, он уже рассказал мне.
Клим улыбнулся, разглядывая невесёлое лицо командира.
— Тебе не кажется, Иван, что я мелю чепуху? Ты что-нибудь понимаешь?
— Да. Хотя понять тебя непросто.
— Ты думаешь, мне просто было? Нейротики ведь совсем маленькие, на вирусном уровне. Если хочешь, это нейропаразиты, они могут существовать, лишь используя чужой мозг. Сначала меня как-то шокировало сознание того, что они паразиты. Фу, думаю, гадость! А потом подумал, а мы-то сами чем лучше? Разве мы не паразитируем на биосфере Земли, вытворяя с животными и растениями черт знает что? Просто у нейротиков другая, инопланетная и, если разобраться, более тонкая и гибкая методика покорения природы. Они могут сосуществовать со всеми животными, у которых есть нервная ткань. Видел птеродактилей? Это их глаза. А игуанодона, птицеящера и брахиозавра? Это их руки. Есть у них и мыслители — мезойцы, которые образуют интеллектуальное ядро их цивилизации и с помощью биоизлучений поддерживают контакт со всеми нейропоколениями. Поэтому так необычно высок уровень биоизлучения на столь слабозаселенной планете! Таких мезойцев осталось меньше тысячи, нейротики берегут их как зеницу ока.
Клим покрутил головой.
— До чего же трудно понять все это! Понимаешь, чужой мозг для нейротиков не только среда обитания, с которой они срастаются, образуя единое целое. Это и нечто вроде готовой кибермашины, которую только надо перестроить по своему вкусу, наладить и заставить работать в нужном направлении. Помнишь древние проекты киборгов, гибридов машин и людей? Нейротики образуют с мозгом примерно такой же гибрид, только не в физическом, а в психическом плане. А тело для них — всего лишь эффектор.
Нейротики по-своему гуманны и благородны. Мы были для них сверхсенсацией — животные, обладающие спонтанной разумностью! Чепуха, нонсенс, четырехугольный треугольник! Они были глубоко убеждены, что истинный разум может возникать только в содружестве с вирусами — никак не иначе. Но стоило им убедиться, что имеют дело со спонтанно разумными существами, нейротики сразу оставили мысли о принудительном использовании нас.
Клим задумался, морща лоб.
— Кстати, — заметил он словно про себя, — они ищут сотрудничества с мезойцами-колонистами, ведь это единственный резерв, с помощью которого можно пополнить своё мыслящее ядро. Но они никак не могут передать им информацию, несмотря на самые тонкие ухищрения! Как только колонист замечает проникновение нейротиков в своё сознание, он тут же покидает колонию и кончает жизнь самоубийством. Чтобы показать свои добрые намерения, нейротики строят для них атомные станции, здания, дороги, которые мы обнаружили. Приходите, владейте! Но колонисты не хотят никаких компромиссов.
Клим тяжело вздохнул.
— Конечно, колонистов легко понять. Представь себе, что человечество систематически должно выделять часть самого себя для превращения в пустую оболочку, в своеобразный эффектор, во вместилище чужого разума! Представь себе человека с логикой и интересами на вирусном уровне, совершенно чуждыми его врождённой сущности, человека-нейроколонию, нелюдя, как говорили наши предки. Разве это не ужасно? Разве мы не ополчились бы против такой опасности всеми силами нашей души и нашей мощи? Когда я рассказал это нейротикам, они ужаснулись, потом горько сказали: «Нам нет места под этим небом». Еле их успокоил! Мы, говорю, уже давно создаём искусственную нейроткань практически любой сложности. Делайте из неё все что угодно! У них в связи с этим уйма специальных вопросов, но я сказал — потерпите.
Клим мечтательно смежил ресницы.
— Короче говоря, — с ноткой самодовольства резюмировал он, — памятник на Мезе мне обеспечен. Но я не эгоист и возьму в компанию тебя и Алексея.
