Повернулся, смотрю, нога лежит на месте, только как-то вывернута в другую сторону ступня, я кое-как поднялся, а там уже мои штрафники подчинённые кричат «Лейтенант!» — и рвутся напрямую, я им кричу: «Стоять!» Понимаю: тут же мины, они сами подорвутся, крикнул им: «Выберусь сам!»
Выбрался кое-как сам из этого лесного завала, и оказалось — главное — нога на месте, только неестественно вывернута взрывом. Видимо, я наступил не на саму мину, а на какую-то палку, может быть, толстую ветку, которая одним концом лежала на мине, и мина сработала. Похоже, взрыв получился не под ногой, а где-то сбоку, и взрывной волной и осколками мне сапог изрешетило, да и ногу тоже, но это были всё осколочные поверхностные ранения, а самое главное — был сложный вывих. третьей стадии с разрывом связок. Вот я полежал в медсанбате где-то с неделю и ещё неделю проходил с костылями, а потом попросился, чтобы меня выписали, хотя ещё месяц ходил осторожно, опираясь на палочку, аккуратно изготовленную моими помощниками. Во- первых, медсанбат был недалеко, а во-вторых, уже заговорили, что я, разминировав армейское минное поле, созданное как элемент второй полосы обороны, получается, уничтожил его, фактически планы армейские нарушил. Вот и угроза надо мной нависла: попадет за это преступление: вместо взводного штрафников можно стать самому штрафником. Комбат Осипов фактически спас меня, поехал к командующему Армией генералу Попову Василию Степановичу, доложил всё, как было, и меня наградили орденом Красной Звезды. Вот так неожиданно счастливо закончилась моя «минная авантюра».
А потом ранение было под Брестом, тяжёлое не настолько, чтобы его переносить или чувствовать, сколько опасное. Ранение было в паховую область, были повреждены частично артерия и какой-то главный нерв. Нога моя потеряла совершенно чувствительность и подвижность, чудом остановили кровь, потому что она фонтанировала. Крови много вытекло, но сестрёнка, медичка полковая, сумела ее остановить, и меня довезли до медсанбата.
Там сделали операцию, отправили в госпиталь, а тот вскоре перебазировался поближе к фронту — фронт двигался. Тяжелораненых отправляли в тыл, так мы с одним лейтенантом сбежали из госпиталя, чтобы не попасть в тыл, потому что когда да и куда нас оттуда выпишут? И на какой фронт мы попадём, ещё неизвестно.
Вот мы и сбежали, снова попали в медсанбат, в тот же госпиталь, который уже перебазировался ближе к двигающемуся на запад фронту. Даже ранеными не хотели быть далеко от своей части.
Степанов А.Д.: Хотелось со своими служить, воевать?
Пыльцын А.В.: Да, вы знаете, это чувство своей фронтовой семьи — оно, видимо, не только у нас было, любой солдат старался вернуться в свою часть. Вы помните фильм «Они сражались за Родину», там Тихонов играет роль солдата, который не долечился после тяжёлой контузии, ещё говорить не умеет, но он в свою часть вернулся, потому что это своя часть, это уже свои люди, уже в этой тяжелейшей обстановке боевой есть на кого опереться, на кого понадеяться. А пришёл в другую часть — никого не знаешь, и тебя никто….
Степанов А.Д.: А третье ранение?
Пыльцын А.В.: Третье ранение было на Одере, это уже Берлинская операция, ранение в голову, тут я уже потерял сознание. Но краешком его, угасавшего, успела мелькнуть мысль: «Слава Богу, не утонул, на земле убили». Там много всяких приключений было, пока меня лечили, а вылечили — вернулся в свой штрафбат 1-го мая, когда уже Берлин брали. На второй день после взятия Берлина, когда уже взяли Рейхстаг, мы оставили свои автографы, а через несколько дней была Победа.
Степанов А.Д.: А после окончания войны вы остались в армии?
Пыльцын А.В.: Да, меня оставили в армии; комбат Батурин, с которым у нас не сложились нормальные служебные отношения, написал хорошую характеристику: «Перспективный офицер, оставить в армии», многих предлагал уволить, а меня, наконец оценил. Не знаю, что он увидел во мне перспективного, но предложил оставить в армии, хотя почти полгода после Победы я лечился в госпиталях, «добирал» то, что не долежал во время ранений. Потом приехал уже не в штаб Фронта, а в штаб Группы войск в Германии, меня отправили продолжать воинскую службу в Лейпциг. Там 2 года прослужил, и по замене меня направили в Союз служить в военкомат офицером по учёту офицерского состава. Вот в этом военкомате я увидел, как пошло сокращение армии. Уволенные, если нет гражданской специальности, шли на самую чёрную работу. Один полковник-связист, начальник связи корпуса, долго искал себе место работы и кое-как нашёл место дежурного телефониста в какой-то конторе. А всё потому, что он практик, диплома-то у него не было. Много я таких видел тогда. В Подмосковье в основном рабочий класс требовался в угольные шахты, на самый неквалифицированный труд — навалоотбойщика, откатчика или ещё что-то в этом роде.
А ведь у меня тоже никакого специального образования, только военное училище, и вот я задумал поступать в академию. Добивался-добивался, хотел сначала поступить в военно-юридическую академию, но не потому, что я чувствовал какое-то влечение к следовательской деятельности, а потому что иначе мне придётся сдавать физику, математику и так далее, а прошло столько времени после того, как я школу закончил, да ранение в голову… У меня с памятью стало всё немного иначе, и думаю: я же не сдам экзамены. И послал я заявление в юридическую академию в Москве. Сдал экзамены по русскому языку и литературе, по истории, специальный экзамен по уставам Вооруженных Сил. Все сдал, не сказал бы, что блестяще, но сдал. А там и на мандатную комиссию пригласили. Я надел китель, ордена свои нацепил, начистил. Прихожу, докладываю: «Майор такой-то…», а мне говорят: «И такой боевой майор в юридическую академию поступает? Иди в академию Фрунзе, то, что не сдал, мы там зачтём тебе», а я отвечаю: «Не пойду, академия Фрунзе гражданскую специальность не даёт, меня уволить могут из армии, и что я без специальности делать буду». Один генерал говорит: «Слушай, может ты в ветеринарную пойдёшь? Кобылам клизмы научишься ставить, пригодится ведь». Высмеяли меня и объявили: «По конкурсу в юридическую академию не проходишь». Отдали мне документы, я вернулся к себе в военкомат, попросил отпуск и поехал в Ленинград искать себе место в какой-нибудь академии, где дают
