Гюнтер не смог забраться в мою голову, я без раздумий сделала бы все возможное, только бы избежать мучений.
— Курт знал. Он привел меня сюда, чтобы убить, и вернуться к охотникам. Я никогда не слышала о них, но он был уверен, что охотники на нас существуют, и если он избавится от меня, они примут его в свои ряды. А потом, — я запнулась. Воспоминания болью кольнули в груди. Выдохнув, я продолжила: — Он попытался коснуться меня, и я, испугавшись, оттолкнула его. Курт поскользнулся и упал, ударившись головой. Но перед этим успел выстрелить, только промахнулся.
Я не узнавала свой голос. Отстраненный, монотонный, словно я лишь отчитывалась о произошедшем на моих глазах, а не была участником. Глен кивнул и поднялся.
— Сперва, я позабочусь о нем, а потом вернусь за тобой, хорошо?
Я молча опустила взгляд на снег, постепенно окрашивающийся в багровый цвет. Рука онемела, и я едва могла пошевелить кончиками пальцев. Холод отступил, и меня душил жар, растекающийся по всему телу. Я подняла взгляд на небо, затянутое тучами. Крошечные белые мушки медленно кружили над городом, гонимые ветром, и оседали на землю. Нос забил запах сырости и гнили. Пустые оконные рамы смотрели на меня со всех сторон, и будто спрашивали, что я забыла среди давно покинутых зданий.
— Я был прав, — послышался голос рядом.
Я повернула голову и уставилась на Курта. Его тело излучало яркий золотой цвет. На удивление, он был спокоен и даже как-то отрешен.
— Я не хотела, — прошептала я, отводя взгляд.
Откуда-то пришел стыд. Я боялась смотреть на того, кто умер по моей вине, и знать, что ничего этого могло бы и не произойти, если бы только я не решила удовлетворить свой интерес.
— Я бы удивился, скажи ты что-то другое.
— Заткнись, Курт, — вмешалась Эвон. — Ты мертв, смирись. А она вовсе тут и не при чем. Сам напросился. Морты не трогают живых.
— Запомни мой совет. Они все равно найдут тебя. Как бы то ни было, держись подальше от людей, если хочешь жить, — бросил парень.
Когда я подняла голову, его уже не было. Рядом сидела Эвон и нервно теребила прядь волос.
— Прости, я должна была быть рядом, даже если бы это оказалось обычным свиданием.
— Ты не смогла бы помочь, — отчеканила я.
Глен все еще возился у тела Курта, и я наблюдала за его плавными уверенными движениями. Почему-то в голове мелькнула мысль, что он мог бы быть прекрасным пианистом, как и мама, ведь его порхающие движения так походили на игру за фортепиано. Чувствовалась легкость, которая давалась природой с рождения, и которой меня обделили.
В его длинных волосах запутались снежинки, и я смотрела, как одна за другой они таяли. Плащ постепенно намокал, утопая в пропитанном кровью снегу. Мне захотелось попросить его бросить потуги разобраться с моими проблемами и оставить одну разгребать все. Слишком уж много он на себя взвалил.
— Ты все так же пытаешься влюбиться в него? — тихо прошептала Эвон.
— Больше нет, — плечи непроизвольно дернулись. — Ничего, кроме сестринских чувств, я к нему испытать не могу. Смотрю на него, и могу представить его лишь в роли старшего брата.
— Ну, инцест, конечно, далеко не в почете, но существует ведь, — девушка насмешливо толкнула меня.
— Иди ты, — отмахнулась я. — Еще большего бреда придумать не могла?
— Подумай над моими словами, он вполне может стать тем, что тебе нужно, — душа подмигнула и исчезла.
Глен поднялся и, отряхиваясь от снега, подошел ко мне. Меж его бровей пролегла складочка, а задумчивый взгляд блуждал по окрестностям, не останавливаясь на чем-то конкретном. Парень протянул мне телефон, который я потеряла в снегу.
— Я отнесу души в Хранилище, а ты подожди меня здесь, хорошо?
Я кивнула, и Глен тут же растворился.
Я разблокировала телефон и посмотрела на экран. Миллион пропущенных от мамы, но я не спешила набирать ее. Запоздало я поняла, что первым делом позвонила едва знакомому парню, готовящемуся стать Тенью, а не собственной матери. Глупый вопрос доверия. Сколько бы я не радовалась переменам, где-то в глубине все равно не могла полностью открыться, ожидая подвоха.
Я выключила телефон и запихнула его в карман куртки. Холод вернулся и сковал движения. Я уткнулась носом в колени и прикрыла глаза, надеясь, что Глен не заставит себя долго ждать.
Когда я открыла глаза, холод пропал, а его место заняла боль. Я вцепилась здоровой рукой столешницу и закричала. Боль пульсировала, щупальцами цеплялась за клетки, дышала своим зловонным дыханием в мое лицо. В глазах потемнело, и непроизвольно я выгнула спину, пытаясь отделиться от жжения, заполняющего сознание, сбежать.
— Шшш, успокойся, — на лоб мне легла холодная ладонь. — У нас мало времени.
