Байл поднялся.
— Идем, Олеандр. Надо уходить, пока он не взял себя в руки и не вызвал подкрепление.
— От него же только кратер остался, — запротестовал Олеандр.
Байл фыркнул:
— И что? Он бессмертен. Можно бросить его в корону звезды, и через какое-то время он выплывет, воняя паленым мясом и все так же изнывая от жалости к себе. Если промедлим, он продолжит нас преследовать, а боеприпасы у «Сорокопута» не бесконечные, и не хочется тратить ни их, ни время.
Корабль опустился на улицу, ворча двигателями. Время от времени он давал новые очереди из орудий, отчего трупы подскакивали и дергались. Когда Байл и Олеандр забрались на борт, из вокс-динамиков раздалось что-то вроде хихиканья.
— Кем он был раньше? — спросил Олеандр, когда корабль начал взбираться к верхним слоям атмосферы.
— Одним из нас. Теперь он монстр, как несчетные миллиарды, населяющие Око, — ответил Байл. — Видишь ли, он не может умереть. Что бы ни случилось, он это переживет, и даже немногочисленные пределы трансчеловеческого организма его не ограничивают. Отрежь ему руку или ногу — он вырастит новую. Выжги ему глаза — через несколько секунд он снова видит. Раствори его в кислоте — он вскоре выскочит из дымящейся жижи, целый и невредимый. В свой последний визит на Грандиозную я разрезал его по кускам, просто чтобы проверить, есть ли предел у его живучести. Предела не оказалось.
— Неудивительно, что он вас ненавидит, — сказал Олеандр.
Байл рассмеялся:
— О, он не за это меня ненавидит. Нет, он ненавидит меня, потому что у меня не получилось его убить, — Его улыбка превратилась в гримасу, и он наклонился вперед, стараясь не обращать внимания на боль в груди, — Такие как он не заслуживают бессмертия. Недальновидные, жалкие черви. Они даже не понимают, какой потенциал в них скрыт, Олеандр! Они не видят света.
— Вы хотели бы быть бессмертным, повелитель?
— Я намерен прожить только до того, как моя работа будет закончена, — ответил Байл. Истинное бессмертие — это бремя, а у меня и других хватает. На моих плечах лежит груз будущего. Но все должно заканчиваться, чтобы иметь смысл. Настоящая красота раскрывается в миг своей гибели. Наш генетический отец когда-то любил это высказывание. Когда он еще трезво смотрел на мир.
— Боюсь, Блистательный с вами не согласится.
Байл хмыкнул. Смешок превратился в кашель, и он постучал себя по груди. В легких что-то было. Возможно, кровь. Прощальный подарок Мордрака. Хирургеон погрузил в него иглу шприца и начал откачивать жидкость. Байл прислонился к переборке и сплюнул, чтобы избавиться от крови во рту. Когда он поднял взгляд, оказалось, что Олеандр рассматривает его. Шлем скрывал его выражение лица, но Байл догадывался, какое оно. Он улыбнулся.
— Мы с Касперосом Тельмаром вообще редко в чем-либо соглашались — даже до апофеоза Фулгрима. Сомневаюсь, что это изменится. Как он был глупцом, так он им и остался.
Штурмовик вдруг задрожал и издал пронзительный вой. Послышалось жужжание штурмовых пушек.
— Должно быть, Мордрак собрался с силами и вызвал подкрепление, — заметил Байл. По корпусу прошел гул от удара.
— В нас стреляют, — сказал Саккара, вместе с Цимисхием с трудом забираясь в отсек, несмотря на попытки стабилизаторов в их броне компенсировать тряску. «Сорокопут» вопил под продолжающимися выстрелами преследователей, и из его вокс-динамиков с треском вырывались записи ядовитых ругательств, принадлежащих десяткам голосов и диалектов.
— И в самом деле, — сказал Байл и взглянул на Цимисхия: — Он выдержит?
Железный Воин постучал по переборке. Байл кивнул.
— Хорошо. Отправляйся в кабину пилота и проследи, чтобы он не вздумал развернуться и вступить в бой. Мы и так потеряли много времени, а мне еще предстоит возобновить старое знакомство.
Часть вторая
Блистательный Король в Радостном Отдохновении