Экземпляр, что имелся у Лёдника, доктор под горячую руку сжег в том самом камине, где сгорели Прантишевы стишата, — чтобы не осталось соблазна ввязаться в мистические поиски. А полноценный экземпляр чрезвычайно редкого издания можно было найти разве что у дядьки Лейбы, аптекаря из Полоцка, который дружил с отцом панны Ренич, известным книжником, и от него получил на сохранение много редкостей. Поэтому и отправилась карета к святой Софии на берегу Двины.

Дорога как всегда выметала из головы лишние переживания, как сухую листву с тропы. Неизвестность и опасность. Двести лет назад на королев­ ской почте от Вильни до Кракова можно было, при всяческом благопоспешествовании, как свидетельствовал француз де Виженер, доехать за пять дней, а обычные путники тратили не менее двух недель. Папский нунций Луиджи Липман из Варшавы до Вильни добирался двенадцать дней и жалобно писал в Рим: «Бог знает, какие неудобства познали и я, и мои спутники, двигаясь в самые суровые морозы, из-за льда, ветра, поднятия вод, мы плохо питались, с трудом утоляли жажду, спали все время на земле, имея под собой только клочок сена, да и тот найти было нелегко».

С тех времен лошади не стали бегать быстрее, а дороги не улучшились. А если придется отбиваться от грабителей, объезжать поваленные деревья и военные действия. Прусская война никак не закончится, хотя вся Европа от нее устала. Можно было наткнуться на какой-нибудь войсковый отряд, кото­ рый ищет дезертиров, новобранцев или просто мародерствует. А в той нераз­берихе все воспринимались прежде всего как враги. Возможно, когда Вырвич вернется на Родину, у него будут вполне приличные шляхетские усы.

Редкие встречные хватались за шапки, и пока не проедет карета с пана­ми, склонялись в покорных поклонах. Лёдник как-то с горечью рассказывал, что в той Ангельщине встречные простолюдины могут даже презрительно свистнуть вслед карете, а в Швейцарии вежливо помахать рукой. Прантиш, посконный шляхтич, который вырос среди мужиков, не мог такой дер­зости с их стороны даже представить. Далеко местному люду, воспитанному розгами да плетями, до пасторалей Жан Жака Руссо и других физиократов. Пусть пани Саломея с мужем и взялись подаренных им крестьян обучать, переводить на оброчную систему да на место управляющего пристроили добрейшего беглого француза, захваченного прогрессивными идеями. А те пейзане толстяка- француза жабой прозвали, панский луг весь потра­вили, а новопостроенная школка так и вовсе сгорела, будто сама собой. Вырвич презрительно фыркал: паны самозванные, разве мещанин поймет, как справиться с деревенским хозяйством? Но когда Лёдник предлагал — езжай, умник, наведи порядок, так же презрительно отмалчивался. Хватит, навозился с землей в детстве.

Прантиш, которому обрыдло молчание, потихоньку рассматривал пана Гервасия: с каким человеком придется делить в ближайшие месяцы хлеб, соль и смертельную опасность? Пока понятно было одно: пан в кипятке купа­ный, смелый вояка, о чем свидетельствуют шрамы на щеке и упрямый лоб, знатный бражник, что подтверждают покрасневшие нос и глаза. Ну, а раз, по его признанию, заступался перед братом за доктора-холопа, то не совсем очерствела его душа. Из кармана пана торчал какой-то странный штырь с нанесенной шкалой и несколькими проволочками, который время от времени пан доставал и, прищурив один глаз, целился им в небо, потом что-то под­кручивал, что-то высчитывал, старательно шевеля губами, и делался в эти моменты похожим на любопытного мальчишку. Поймав взгляд студиозуса, важно объяснил:

— Астролябия! Купил у голландского капитана! Сама показывает путь по звездам! По ней даже до Америки можно путь проложить.

Астролябию Прантиш видел в обсерватории Виленской академии — однако там такие устройства были в виде диска или сферы. Доктор оторвал глаза от книги и поучительно объяснил с легкой насмешкой:

— Инструмент васпана давно устарел. Это линейная астролябия араба ат-Туси, моряки давно пользуются более современными, а в последние годы вообще появились секстанты. Но пользованию каждым таким приспособле­нием нужно долго учиться, ваша милость.

Под конец доктор сбился на неприятный менторский тон, от которого в свое время бесился Прантиш. Теперь настал черед пана Агалинского, тот не то что покраснел, а стал лиловым, как свекла. Вырвич быстренько воткнул реплику:

— Ваша мость говорили об Америке? Вы были в Новой Индии или соби­раетесь?

И вот тут все полилось, как масло на сковородку. Потому что пана Агалинского прорвало: оказалось, что он с детства мечтал об экзотических путе­ шествиях, а потом насмотрелся в Несвижском дворце, куда попал в качестве пажа еще мальчишкой, всевозможных заморских чудес — золотые устра­ шающие маски со слепыми глазами, головные уборы из перьев, маленькие птички размером с бабочку. И мечта доплыть до земли, где живут красно­кожие дикари, которые в непроходимых дебрях построили города из золота и горного хрусталя, где растут на деревьях кофе и чоколады, стала навязчивой.

Наверное, поэтому пан Гервасий так охотно ринулся в это путешествие, пусть и не в Америку. Потому что на кораблях он плавал только по каналам, проко­панным у Несвижа для реконструкции водных баталий. Пан Гервасий стара­тельно собирал все сведения о дальней стране, скупал предметы, вывезенные оттуда, и шарлатаны хорошо поживились за счет бравого альбанца, продав ему за бешеные деньги посох индианского царя, вырезанный из здешней липы и раскрашенный как писанка, и ржавый топор, которым будто бы жрецы майя убивали несчастных девственниц, прежде чем бросить их в бездонный колодец кровожадному божеству с непроизносимым именем Кецалькоатль. Правда, пан Гервасий был охоч до сказок не только из Новой Индии. Он запи­сывал в специальную книжечку с зеленой кожаной обложкой разные удиви­тельные случаи и слухи. «Сего дня видел жабу с красными щеками, коя могла надувать их так, что они делались похожими на два красных пузыря. Жаба та, как мне рассказали, вылупилась из яйца, снесенного черным петухом, и если бы это яйцо кто-нибудь носил под мышкой, из него непременно вылупился бы дракон».

Прантиш ожидал, что доктор начнет высмеивать суеверного невежду, но в глазах Балтромея мелькнуло даже уважение: профессор почитал людей, которые интересуются чем-то за пределами бытийной суеты и способных на чудачества. А студиозус решил, что с этого времени будет про себя звать пана

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату